Превратности любви

– Но я никак не могу простить ей, что она так дурно вела себя в отношении Филиппа, который, напротив того, всегда был олицетворенное благородство, – говорила Ренэ.

Мне хотелось узнать все подробности их семейной жизни. Во время войны я даже читала некоторые места из писем Филиппа к Ренэ, и мне пришелся по душе их меланхоличный тон.

Парадная лестница госпожи Шуэн, ее бесчисленные лакеи мне не понравились. Войдя в гостиную, я сразу же увидела Ренэ – она стояла у камина, рядом с очень высоким человеком, заложившим руки в карманы. Филиппа Марсена нельзя было назвать красивым, но он показался мне добрым и внушающим доверие. Когда мне его представили, я в первый раз в жизни не почувствовала робости перед незнакомым человеком. За столом я с удовольствием заметила, что меня посадили рядом с ним. После обеда мы инстинктивно подошли друг к другу.

– Хотите поговорить спокойно? – спросил он. – Пойдемте со мной, я хорошо знаю этот дом.

Он привел меня в китайскую гостиную. Помню, что разговор наш состоял из воспоминаний детства. Да, уже в тот вечер Филипп рассказал мне о своей жизни в Лимузене, и нас забавляло, что в юности нашей и в наших семьях оказывалось много общего. Дом в Гандюмасе был обставлен совсем так же, как особняк на улице Ампера. Мать Филиппа, так же как и моя, говорила: «Мужчины не смотрят на наряды».

– Да, во многих французских семьях еще сильно сказывается крепкая крестьянская и буржуазная наследственность, – сказал Филипп. – В каком-то отношении это очень хорошо, но я уже не могу следовать ей, я утратил веру…

– А я нет, – ответила я, смеясь. – Знаете, есть вещи, которые для меня просто невозможны… Теперь, например, хоть я и живу одна, я не могла бы купить для себя самой цветы или конфеты. Мне это покажется безнравственным и не доставит ни малейшего удовольствия.

Он взглянул на меня с удивлением.

– Вот как? – проронил он. – Вы не можете покупать себе цветы?

– Могу купить, когда у меня гости к обеду, к чаю. Но для себя, просто для того, чтобы любоваться ими, – нет, не могу.

– Но вы их любите?

– Да, разумеется… Но я прекрасно обхожусь без них.

Мне показалось, будто в его глазах мелькнуло что-то ироническое и грустное, и я заговорила о другом. И по-видимому, именно вторая часть нашей беседы особенно поразила Филиппа, так как в его красной записной книжке есть следующая заметка:

«23 марта 1919 г. Обед у тети Кора. Весь вечер провел с госпожой де Шеверни, прелестной подругой Ренэ, на диване в китайской гостиной. Странно… Она совсем не похожа на Одилию, и тем не менее… Может быть, дело просто в том, что она была в белом платье… Нежная, застенчивая… С трудом вызвал ее на разговор. Потом она стала доверчивее.

– Сегодня был случай, который… не знаю, как сказать… словом, который страшно возмутил меня. Представьте себе, одна дама – не только не близкая подруга, а даже мало знакомая – звонит мне и говорит: «Не забудьте, Изабелла: сегодня я завтракаю у вас». Как можно так лгать, да еще подыскивать себе сообщницу! По-моему, это низость!

– Надо быть снисходительной. Многим женщинам живется очень тяжело.

– Им живется тяжело по собственной вине. Они воображают, что, если не создадут вокруг себя атмосферы таинственности, им станет скучно… Это неверно: прелесть жизни не в мелких, пустых интригах… Нет необходимости вечно забавляться игрою в чувства… Вы не находите?

Ренэ подсела к нам: «Можно нарушить ваш флирт?» Мы оба запнулись, а она встала, смеясь, и отошла. Ее приятельница задумалась на минуту, потом продолжала:

– Словом, не считаете ли вы, что единственная истинная любовь, которая стоит того, чтобы ей посвятить Жизнь, заключается в полном взаимном доверии; она должна быть как хрусталь, в котором, сколько ни смотри, не увидишь ни единого пятнышка?

Тут она, вероятно, подумала, что огорчила меня; она в смущении покраснела. И в самом деле, эти слова слегка задели меня. Чтобы загладить произведенное впечатление, она добавила несколько очень милых фраз, причем сделала это с трогательной неловкостью. Потом опять подошла Ренэ, на этот раз с доктором Морисом де Флери. Разговор зашел о секреции эндокринных желез. «Непременно надо принимать такие препараты, – сказал он, – позор врачу, который их не прописывает!» Занятные профессиональные шутки. Восхищен ясным умом Ренэ. Милый взгляд ее подруги при прощании».

Это верно. Я тоже помню фразу, которая задела Филиппа. Я тоже думала о ней вечером, когда вернулась домой, а на другой день я написала Филиппу Марсена несколько строк, чтобы сказать, что очень сожалею, что накануне так неловко пыталась выразить свои чувства, свою симпатию, ибо давно уже, по рассказам Ренэ, питаю к нему искреннее расположение. Я добавила, что, раз он в одиночестве, буду рада, если он навестит меня. Он ответил: