Превратности метода

И Глава Нации продолжал обдумывать предстоявшее ему выступление с речью, но никак не мог придумать ничего нового. Слова, слова, слова. Все те же самые слова. Нет, «Свобода» не звучит — тюрьмы забиты политзаключенными. Не годится ни «Честь Нации», ни «Долг перед Родиной» — этими принципами всегда жонглируют мятежники-военные. Не подходит ни «Историческая миссия», ни «Прах падших Героев» — по той же самой причине. Нельзя толковать в «Независимости», ибо в пору его правления это могло навести на мысль о «зависимости». Ни к чему толковать и о «Честности» и «Добродетели», если известно, что он хозяин крупнейших предприятий страны. Не следует вспоминать о «Законных правах» — он с ними никогда не считался, если они не входили в его личный свод законов. Словарный состав решительно сократился. А перед ним стоял грозный противник, восставшая треть Армии, и надо было держать речь, но раздосадованный оратор чувствовал, что потерял голос, стал забывать родной язык, ибо уже не находились нужные, зажигающие, хлесткие слова» потому что он сам их затаскал, обвалял в грязи» обесценил повтором во времена более мелких заварух, не стоивших такого расточительства. Как говорят наши крестьяне, «стрелял из пушки по мушкам».

«Становлюсь стар», — подумалось ему. И тем не менее надо было что-нибудь сочинить. Что-нибудь. Он приложился к фляжке в щетинистом футляре и сделал несколько частых, нервных глотков: затем, — желая облегчить себе ожидание никак не приходившей счастливой мысли, взял одну из утренних газет, «Фигаро», из пачки на письменном столе. И там, на первой же странице, в первой колонке увидел статью Именитого Академика, набранную жирным шрифтом к помещенную в рамку.

Резюмируя последствия битвы на Марне, наш друг утверждал, что это чудо военной стратегии было не столько победой французского воинства, сколько торжеством интеллекта и означало прежде всего триумф латинского духа — «Латинидад» — над духом германским. Преемники великой средиземноморской культуры, внуки Платона и Вергилия, Монтеня, Расина и «бесподобных голодранцев из Вальми»[183], — на сей раз пригодившихся, хотя одно воспоминание о них приводило в неистовство все Сен-Жерменское предместье, — противопоставили гений своей расы, которая отличается уравновешенностью, благоразумием и чувством меры, патологической агрессивности Тевтонцев. Галльский петух против Драконов и пещерных гномов-Нибелунгов. Горячий, легкий и благородный конь почти уже святой Орлеанской Девы — она непременно будет причислена к лику святых — против дикого буцефала Брунгильды, Олимп против Валгаллы[184]. Аполлон против Хагена[185]. Версаль против Потсдама. Глубокая мудрость Паскаля против философского гигантизма Гегеля, изложенного тем заумным гейдельбергским слогом от которого инстинктивно открещиваются наши лучшие умы, предпочитающие ясность и простоту выражения. Битва у болот Сен-Гона выиграна не столько семидесятипятидюймовыми орудиями, сколько философией Декарта. Статья заканчивалась тем, что ее автор выносил разящий, суровый, не подлежащий обжалованию приговор всей немецкой культуре — этой «Кюльтюр», как он ее называл: музыке Вагнера, дурному, вкусу берлинцев, педантичному наукообразию Геккеля, идеям тщеславных карликов, которые, считая себя «сверхчеловеками» и Заратуштрами[186] со шпагой за поясом и черепом на кивере, вызвали — эти новейшие колдовские отродья! — нынешнюю катастрофу. Современная. Война — более чем просто война, — это Святой крестовый поход против прусского Неоварварства.