Превратности научных идей

Сначала он взбудоражил общественность Австрии. Когда его там осмеяли, избрал полем действий Париж. Как ни рядить, по тем стандартам это наиболее оживленный европейский, да и мировой перекресток, где сходились нити политической, научной, вообще какой хотите интриги. И объявился там Месмер в подходящий срок. Франция готовилась к штурму Бастилии.

В этот насыщенный переменами город приходит человек необычных притязаний. Он обещает, применив всего лишь словесное действие, вызывать многие чувства и образы, облегчать страдания и даже излечивать от болезней, особенно же душевных. Словом, Месмер принес то, что мы спокойно называем ныне психотерапией. Однако по тем временам это воспринималось так, как в дни застоя принимали заявления, например, А. Кашпировского (впрочем, только ли тогда?).

Новатор не бросал фраз на ветер. Он действительно помог немалому числу людей, его авторитет быстро поднимался. Но куда важнее шла попытка развернуть учение о гипнозе как теоретической подпорке этих исцеляющих врачеваний.

Однако, как и положено при встрече многообещающих идей, против Месмера тут же отыскали прием. Комиссия Парижской академии наук, отстаивая корпоративную парадигму тогдашней эпохи, с порога отвергла «месмеризм». Она не захотела разобраться в нем, да и, по-видимому, не могла со знанием дела судить (пусть даже осудить) новое течение. Попытка А. Месмера признать в человеческом организме доселе неизвестный миру «животный магнетизм» была отбита бдительными академиками. Хуже того, последовало (все из тех же кругов) предупреждение, что последствия гипнотического внушения ужасны, что повергнутых в гипноз ждут судороги, конвульсии, им грозит получить в будущем уродливое потомство, их ждут другие кары.

А вот это уже явно «приписки». Каких-либо патологий в ту пору (ни много позже) отмечено не было. Тем более не могло быть предъявлено обвинение насчет наследственных уродств.

Так разговаривала национальная (большая) академия. Члены же медицинской академии были еще нетерпимее. Посетив курс лечения, они публично осудили не только Месмера, но и тех, кто пытался его защитить, пригрозив исключением из своих рядов.

Но было уже не так-то просто остановить «месмеризм». Махнув на притеснения, он вел пропаганду, совершенствовал метод и набирал очки, расширяя фронт сторонников и последователей. Уже при жизни А. Месмера его поддержали известный по тем временам естествоиспытатель аббат X. Фариа и столь же известный маркиз де Пюисегюр, отыскавший новые состояния психики — сомнамбулизм (то есть снохождение), эффект постгипнотического внушения и другие. Впрочем, несгибаемые академики все это также объявили шарлатанством. Ныне психотерапия широко используется медициной, равно как и другими ведомствами.

В должности органа, препятствующего вхождению ценных открытий в повседневную практику, в дела и заботы лечебные, Парижская медицинская академия (как и большая) еще заявит о себе. В ближайший раз конфуз состоялся, когда она противилась признанию микробной природы ряда болезней. Эта идея Л. Пастера, составившая эпоху в медицине, фундаментально повернувшая ее, оказалась в огне критики все тех же «бессмертных» (так именуют с давних пор действительно бессменных академиков) и была решительно побита. Академики вышли с обвинением, что, мол, Л. Пастер — сторонний медицине человек: мало что не врач, но даже и не биолог, а химик. В биохимическое же «обеспечение» болезней в те годы не всматривались (достаточно ли убедительно всматриваются в наши годы — тоже вопрос…).

Кстати, ученая корпорация советских медиков до сего дня ревниво сохраняет эту дисциплинарную чистоту. Выдерживается правило, по которому никакой соискатель, будь как угодно талантлив, не сможет завоевать степень даже кандидата медицинских наук (о докторской вершине и помыслить страшно), если у него нет медицинского диплома. Может, по замыслу это и справедливо, поскольку касается здоровья и жизни. Но справедливо ли поголовное отлучение от медицины воспитанных в смежной науке и умеющих обогатить лечебное дело?

Бедный Пастер показался бы бледным, явись он со своими микробами перед собранием мужей современного ученого совета медиков на предмет овладения хотя бы кандидатской грамотой. Да что химик Пастер, когда даже коллег-врачей, ученых мировой известности академики медицины не пропустили в свои ряды действительных академиков: Н. Амосова и совсем недавно — Г. Илизарова и С. Федорова. О них мы вот-вот расскажем, полновеснее, а здесь лишь две подробности.