Превратности судьбы

Лулу – это всего лишь неудавшаяся попытка произнести одно хорошо известное всем слово. Лю… лю… Лю… лю… Невнятные обрывки, лишённые смысла звуки, междометия и более ничего, когда через силу, пересохшим от чрезмерного напряжения ртом стараешься выдавить из себя «люблю», однако ничего не получается, словно бы косноязычие на тебя нашло. Словно бы тебе с рождения не дано то, что для других просто и вполне естественно. И вот лепечешь что-то непотребное на потеху всем: «Лю… лю…». И снова: «Лю… лю…». И так до тех пор, когда деревенеющие губы оказываются уже в состоянии произнести всего лишь малопонятное: «Лу… лу». И наконец-то успокаиваешься на этом…

А между тем в сознании постепенно укоренилась мысль, что всё, что со мною происходит – это сон! Да, именно так! И дело совсем не в том, что будто бы кто-то начитался Фрейда. Старик наверняка свихнулся бы, пытаясь истолковать, да просто воспринять всю эту бездну человеческих страстей, неудержимой радости и горестных признаний, глупости и подлого злорадства, насмешек, хамства, пустословия… всего того, что, словно бы некой неведомой человеку силой исторгнуто из самых заповедных закоулков подсознания. Отзвуки пережитого и несбывшегося, вечная тоска по времени, которое уходит безвозвратно, наивные мечты о том, чего не будет никогда… Тщетная надежда прожить жизнь, отличную от прожитой, исполнить роль, которая вовсе не для него написана… А вдруг повезёт? Ну, скажем, повезло… Дальше-то что?.. Здесь главное высказаться! Здесь я – герой! Сегодня или никогда…

И вот уже время далеко за полночь, и пальцы еле чувствуют клавиатуру, и веки опускаются как бархатный занавес перед единственным актёром. В зале гаснет свет…

Часть II. Дорога на Таити

«Всё можно познать, только не самого себя», Стендаль

Глава 19. Москва – Гренобль

Иногда кажется, что всю свою сознательную жизнь, как бы ни была она утомительно длинна, человек обречён на постоянство, сущность его не должна меняться. Изменениям может быть подвергнута только оболочка – так сорванное яблоко морщится под лучами солнца, теряет свою привлекательность, но ещё вполне съедобно. На самом деле, в человеке всё не так. Многое из того, что ранее представлялось важным, уже через несколько лет становится ненужным и чужим. Словно бы не я это совершил, а кто-то посторонний вломился в мою жизнь и там покуролесил, начудил, а мне вместо него расплачиваться придётся. Но что поделаешь, пусть всё идёт так, как предназначено судьбой. Жизнь продолжается даже в том случае, когда хочется её приостановить, чтобы в том, что произошло, наконец-то разобраться.

И снова я лечу. Сколько уже было этих перелётов! По правде говоря, я мог бы обойтись без них – ну вот сидел бы у себя в квартире, лишь изредка выбираясь за город, а с этим удивительным и прекрасным миром общался бы по интернету или по мобильнику. Мне всё это просто ни к чему – восторги, разочарования, семейные конфликты, разлуки, ссоры, радостные встречи с интересными людьми и прочие прелести для ума и для души. Увы, я уже в том возрасте, когда такие ситуации интереснее описывать, а не переживать буквально, наяву. Хотя и то верно, что природа время от времени берёт своё, и без переживаний, конечно, не обходится, но тут, скорее, исключение, чем правило. Да вот и перелёты, путешествия, это безусловно увлекает – взглянуть на римский Колизей, и посетить Лувр или Большой каньон, а то и полежать где-нибудь на пляже в Полинезии… И всё-таки воображение предлагает взору куда более удивительные картины, чем долгожданная поездка в какую-нибудь дальнюю страну.

Вообще-то говоря, в этом деле многое определяет опыт. Скромного чиновника, всю жизнь просидевшего за столом в своей конторе, я могу понять – на старости лет его так и тянет на экзотику. Можно подумать, что осмотр дворца Тадж-Махал или статуи Будды где-нибудь в окрестностях Бангкока способен компенсировать годы прозябания и возродить мечты, сделать их реальностью. Нет, жизнь уже прошла, словно загадочный зверёк прошмыгнула мимо, и нечего кричать вдогонку: эй, подожди, остановись! Всё суета сует, особенно в почтенном возрасте. Ну вот и я – только смотрю той жизни вслед. Что и говорить, мне есть, что вспомнить – хватило бы на несколько томов, если б надумал описать. Жаль, что на некоторые сюжеты из прошлого наложено табу, что-то вроде негласного запрета. Однако и эти воспоминания изредка прорываются через рукотворную блокаду, словно бы ветер и вода подточили стену и тогда в каменной кладке образуется просвет. Ах, как мне хочется туда взглянуть! И вместе с тем, боюсь: а вдруг увижу что-нибудь такое, что даже злейшему врагу не пожелаешь?

Я мог бы ещё долго размышлять о некоторых причудах своего не вполне типичного существования, но тут услышал за спиной чуть приглушённые голоса. Первый из них принадлежал, скорее всего, пожилой даме, её манера неторопливо, словно бы нехотя произносить слова не позволяла в этом усомниться:

– Да нет, это не он.

– Я тебе говорю, не спорь, – ответил ей другой, тоже женский голос.