Превратности судьбы

– Так мне и не надо, это еще я вас угощу, – улыбнулся я. У меня с собой хороший паек был, в Куйбышеве майор начальник школы НКВД распорядился, чтобы дорогой не голодал.

– Ну, так ты, значит, вообще желанный гость в доме будешь! – воскликнул дед, а глаза так и сверкнули. Дед, какой он на фиг дед, мужик лет под шестьдесят, не больше. Когда дверь распахнулась во всю ширь, я увидел хозяина целиком. Да он без ноги, оказывается, вот и выглядит так старо, наверное, хлебнул сполна.

Раздевшись в сенях, я прошел в единственную комнатку. Тут уже меня встретила и хозяйка, женщина лет пятидесяти – пятидесяти пяти.

– Здравия желаю, хозяева, сержант Иванов, родные Сашей назвали.

– Ну, тезка, значит, я Александр Васильевич, это, – дед указал на женщину, – жена моя, Настасья Андреевна. Востриковы мы.

– Вот у меня тут с собой еды немного, угощайтесь, – предложил я, развязывая сидор.

Хозяева даже не встали со своих мест. Стесняются, что ли? Начал выкладывать продукты на стол, а у людей глаза расширялись от увиденного. Да, поголодали люди, если от взгляда на две буханки хлеба у них разве что слюни не текут. Опять захотелось выругаться да козла Адольфа вспомнить.

– Извините, Саша, – вдруг проговорила Настасья Андреевна.

– Да? – отвлекся я от мыслей.

– У нас тут в соседях детки живут, четверо их. Мамку у них фашисты замучили, отец вроде воюет где-то. Самая старшая, Нина, всех на себе тащит, а ей всего тринадцать годков.

– Да, конечно, зовите их всех сюда, поделим паек поровну.

– Ты, жена, чего делаешь? – строго, я бы даже сказал, зло, вдруг вступил в разговор хозяин дома. – Боец из госпиталя, ему восстанавливаться нужно, а ты у него весь харч забрать хочешь?

– Вот уж давайте без этого, я не сегодня, так завтра в части буду, а вам тут жить, хоть чем-то помогу, раз уж город мы вам не сохранили.

Споры утихли, а хозяйка, выставив котелок с остатками картошки, убежала за соседскими детьми. Надо было видеть последних. Худющие, сильно изможденные, но воспитанные. Войдя в дом, поздоровались, никто не кинулся к столу, хотя глаза у всех были широко распахнуты и горели огнем.

– Так, ребята, давайте к столу, да только не спешите, а то еще животы прихватит, – произнес я, нарезая ножом хлеб.

Ужин затянулся почти на час. Несмотря на очевидный голод, ели все спокойно и явно наслаждались вкусом. У меня с собой и сало свежее было, и колбаса копченая, о тушенке вообще не говорю. Детки, когда увидели банку сгущенки, казалось, бросятся обнимать меня. Я опередил их, достав вторую банку и подтолкнув к ним.

– Ешьте спокойно, всем хватит! – подбодрил я.

Примерно в одиннадцать часов вечера хозяйка проводила деток, а мы с тезкой Васильевичем уселись на крыльце курить.

– Где ногу потеряли, Александр Васильевич? – спросил я.

– В гражданскую, при обороне Царицына, – задумчиво ответил хозяин.

– О, так вы, стало быть, тоже защитник города? – удивился я.

– Можно и так сказать, только уж больно вражина сейчас серьезный, нам полегче было.

– Война всегда тяжело, – заметил я, – неважно, какой враг.

– Тоже верно, а сам где шкуру-то повредил?

– Да здесь, недалече. Километров сто на запад.

– Стало быть, немца уже туда угнали?

– Местами, топчемся пока, немец оборону выстроил хорошую, время у него было.

– Ясно, а здесь, видишь, люди стали возвращаться, город, думаю, будут восстанавливать.

– Конечно, будут, это же Сталинград! Да и вообще, отстроят, лучше прежнего будет.

– Знаешь, какой он был красивый раньше? – спросил с тоской дед.

– Представляю с трудом, все больше видел его именно таким. Таким и запомню.

– Ну, отстроим, не узнать будет. Постой, а что ты говорил о том, что видел его разрушенным? Когда это?

– Так я, Александр Петрович, повоевал здесь малехо, – почесал я затылок.

– Да ты что? – вскинулся хозяин. – Так ты из защитников, а мы тебя объедаем!!!

– Бать, давай не будем, пожалуйста. Если уж на то пошло, то из-за нас фашисты вообще сюда дошли, так что оставим это, прошу как человека.