Превратности судьбы. Часть I

– Еще как совершают, – заверил Марат и пояснил. – Только не напрямую, не физическим путем, а моральным, постепенно, капля за каплей лишая сил. Твоя мать – живое подтверждение моим словам. Она тянет лямку: недосыпает, недоедает, вкалывает дома и на работе. Пятнадцать лет стоит в очереди на квартиру, а ведь есть такие, которые получают жилплощадь меньше, чем через год. Есть! Они-то и получают благоустроенные квартиры. Никогда не задумывался, кто они такие и почему происходят подобные вещи?

– Тебя послушаешь, так можно подумать, что разговариваешь не с уголовником, а с политиком, – вставил реплику Алексей.

– Политика тут ни при чем, – возразил Диксон. – Я согласен, что у нас самые гуманные в мире Конституция и законы, только соблюдать их почему-то должны лишь низшие слои населения.

– Откуда такая подкованность в молодые в общем-то годы? – изумился Алексей, считая, что в словах Диксона есть определенная истина.

– Ладно, прекратим бесполезные разглагольствования. Ты прав, что мы обыкновенные уголовники, а не политики. Просто обидно становится, глядя на всю эту несправедливость и беззаконие. С детства испытал боль незаслуженных обид, вот и ноет душа и ты первый, кому я ее излил в полной мере, – признался бугор. Я ведь, как почувствовал силу, ни одного пацана без причины не обидел, естественно до тех пор, покуда не угодил сюда. Тут, сам понимаешь, законы волчьи.

– В моей жизни хоть и мало было светлых дней, но как-то я не задумывался о том, что ты рассказал. Мне льстит, что именно предо мной ты излил душу, – выражение лица Алексея свидетельствовало, что он действительно признателен за откровенность. – И правильно рассуждаешь: да, репрессии прекратились, да, наступила оттепель, человек открыто может высказать свои мысли, но для таких, как мы, сама жизнь лучше не стала, – с азартом втянулся в дискуссию Казаков.

– Не кажется тебе, Атаман, что мы развели демагогию уже в мировых масштабах? – спохватился Сайфутдинов. – Пора вернуться к теме, касающейся непосредственно нас.

– Что-то нас и правда высоко занесло, – Алексей перевел дух и приготовился слушать. – Кажется мы остановились на твоей юности, – напомнил он.

– Да, мне тогда было четырнадцать лет, как тебе сейчас, когда организация привлекла к первому делу. Мне показалось, что задание на редкость простое: проучить зажравшегося чиновника, который отказался нам платить. Я должен был подкараулить его и запугать. Вадим Борисович объяснил мне все, что следовало передать ему на словах. Но вышло по-другому. Чиновник и слушать не захотел: посылал куда подальше, отпускал грязные ругательства, а когда оскорбил моего тренера и кумира, мои нервы сдали. К тому времени я уже был рослым и крепким парнем, с приличной физической подготовкой и так уделал обидчика, что тот попал в больницу. Жизни его не лишил, подоспела милиция, но здоровье подпортил изрядно, он еле-еле выбрался из больницы. Я позже узнал, почему чиновник так смело и нагло себя вел. Он заложил нас и менты охраняли его, рассчитывали взять крупную рыбу, а напоролись на мелкую сошку, на меня.

Алексей с интересом слушал Диксона и больше не перебивал, изредка прикуривая сигарету, вредная привычка уже прилипла к нему.

– На следствии я молчал, не назвал никого из моих. Наградой за верность послужили пять лет лишения свободы. Никого не винил, не виню и сегодня считаю, что влетел по собственной глупости, – он прервался, закурил, мысленно вспоминая короткое следствие, приговор и свои переживания. – Вот мы и подошли к главному в нашей беседе. Я, так же как и ты, решил, что в шестерках ходить не стану и принял бон, покалечив несколько человек и получив ножевое ранение в плечо. Я тогда был на твоем месте, а на моем – Сутулый. Он защитил меня от нападок и предложил помогать матери. Боже, как вспомню ее сгорбленную фигурку на суде, заплаканные глаза, осунувшееся лицо, до сих пор мурашки по спине бегают. Она, еще молодая женщина, жизнь посвятила мне, не считаясь со своими личными интересами, – голос у Марата от нахлынувших чувств дрогнул и он замолчал, но довольно-таки быстро справился с воспоминаниями.

– Ты уже дал обещание сохранить услышанное в тайне.

Атаман подтвердил кивком головы.