Превратности судьбы

Мистер Фолкон предложил мне попробовать писать, и я провела несколько часов у него в студии у небольшого холста, который он для меня натянул, но способностей у меня никаких не оказалось, и продолжать я не стала. Я показала Фолконам рисунок «Луноловов» из миссии, сделанный отцом мистера Фолкона. Для меня он был удивительным подтверждением того, что среди многих мест на другом краю света, в которых побывали молодые офицеры шестьдесят лет назад, было место, в котором я прожила почти всю свою жизнь. А мистеру и миссис Фолкон было удивительно мастерство, с которым он был сделан.

— Просто блестяще! — сказал мистер Фолкон и улыбнулся. — Можно позеленеть от зависти, правда, Тина?

Жена кивнула, не отводя глаз от полотна.

— Интересно, ему было все равно или нет? Придавал ли он значение своему таланту или был как Робби?

— Как Робби, думаю. А почему еще нужно было становиться солдатом, если у него был такой талант? — Мистер Фолкон печально посмотрел на меня: — Роберт просто не хочет ни писать, ни рисовать, хотя способностей у него в два раза больше, чем у нас с Тиной, вместе взятых.

Я знала. Я видела, как от нескольких штрихов, сделанных углем на грубой стене, оживал Ник Сэбин.

Вскоре после Рождества я написала письмо мистеру Маршу и получила от него ласковый ответ. Он служил камердинером в маленьком доме в Лондоне у своего старого хозяина, который был уже генерал-лейтенантом в Военном министерстве. Он казался довольным своим положением, был рад, что мне хорошо у Фолконов, и надеялся, что ему позволят меня навестить, потому что скоро у него — выходной.

Я снова увидела Грешемов в церкви. Странно было сидеть напротив них, и, естественно, вся деревня шепталась о том, что «девушка из Китая» переехала из «Высоких зарослей» в «Луноловы». После службы, когда мы проходили мимо Грешемов, я сделала реверанс и сказала:

— Доброе утро!

Эдмунд приподнял шляпу и ответил мне. Аманда, очень смущенная, сказала:

— Привет, Люси!..

Эмили меня не заметила. Миссис Грешем надменно склонила голову, а мистер Грешем рассеянно наклонил трость в знак приветствия. Я была рада, что наша встреча состоялась и с этим покончено. Ритуал для наших встреч в церкви или в деревне был установлен.

Я не могла заставить себя рассказать Фолконам свою тайну — о моем браке с Николасом Сэбином и о причинах этого брака. Мне просто не хватало мужества сказать, что к концу года я стану владелицей «Луноловов» и им придется уехать. Настанет день, когда нужно будет сказать правду, но я продолжала надеяться, что до этого произойдет что-нибудь такое, что помешает осуществлению плана Николаса Сэбина.

Однажды в феврале, за ужином, Роберт сказал, нахмурившись:

— Ты замечательно начистила столовое серебро, Люси, но мне неприятно видеть, как ты работаешь по дому и на кухне. Тебе уже и так достаточно досталось.

— Пусть Люси сама решает, — весело сказал его отец. — Твоя беда в том, мальчик мой, что ты представляешь, как бы ты себя чувствовал на месте другого человека, и не можешь понять, почему же этот человек чувствует иначе. Но ты — не Люси. Она — это она, и этим уникальна, как мы все. Поэтому позволь ей делать то, что она хочет.

Сама я ничего не сказала, так как знала, почему Роберт так говорит. Уже месяц, с тех пор как Метью уехал в школу, Роберт снова стал за мной ухаживать. По крайней мере, я была в этом почти уверена. Он искал моего общества, особенно, когда мы оставались одни. Он был внимателен, добр и нежен. Но он никоим образом не был настойчив, и это меня озадачивало, потому что я и подумать не могла о нем, как о робком человеке. Он никогда не упоминал о нашей странной встрече в долине, и у меня было такое ощущение, что что-то мешает ему сказать мне то, что он действительно хочет сказать.

Я не знала, радоваться мне или огорчаться, если я права и Роберт Фолкон за мной ухаживает. Я никогда раньше не влюблялась, а на то, чтобы размышлять о любви, у меня не было времени. Мне было трудно понять, что же я испытываю к Роберту Фолкону. В Китае, когда я его увидела, он был далеко от безопасной и безмятежной жизни Соколиного поля, и я знала, что он — сильный, одаренный и решительный человек. Это меня в нем восхищало. Я, конечно, считала его красивым и интересным, как считала бы любая английская девушка. Трудно было себе представить, что я когда-то называла его про себя «безобразным чужаком». Английская жизнь изменила мои представления о мужской и женской красоте.