Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни

– Бог благословит… А Вадима я сейчас отправлю. Жду тебя через три часа у Епархиального управления.

– Благословите! – вновь повторил отец Ярослав. Из трубки раздались короткие гудки.

– Ну что опять? – тоном прокурорского работника спросила Елена.

– Лена, ты не волнуйся… – чуть заискивающе и торопливо начал Ярослав. – Мне придется с Владыкой выехать в Кыгыл-Мэхэ, примерно на неделю. Но ты не волнуйся, он сюда Вадима пришлет, помочь с ремонтом…

– Ну вот, только что-то начали делать, и ты уезжаешь, – с деланным неудовольствием ответила Лена. На щеках ее вспыхнул румянец, а сердце внезапно заколотилось, как у бегуна-марафонца за сто метров до финиша. Лавина восторга и сладостного предчувствия захлестнула ее, и все, что она могла сделать в этой ситуации – это попытаться скрыть свой восторг от глаз мужа.

Отец Ярослав, разумеется, заметил, что его отъезд в действительности несильно ее огорчил. Однако пока что он решил думать, что это из-за благополучного разрешения проблемы с ремонтом.

– Ну, это уж извини! – так же с несколько деланным благодушием ответил он. – Как говорит отец Игнатий: «Такова наша поповская планида!»

И они даже вместе рассмеялись – и даже искренне.

Отец Ярослав стал спешно собираться. Через полтора часа появился Вадим. Как и полагается, он взял благословение у отца Ярослава и, широко улыбаясь, поздоровался с Леной. Она же, напротив, приветствовала его довольно сухо, и все по той же причине: то цунами счастья и восторга, которое захлестнуло ее в эти минуты, она хотела по возможности скрыть. Отчасти ей это удалось, и отец Ярослав даже пошутил:

– Что-то ты сурова, матушка! Ну со мной понятно, но Вадима-то могла бы и пожалеть!

И они рассмеялись уже втроем. Пока Ярослав, застегивая на ходу ворот серого летнего подрясника, засовывал вещи в небольшую потертую сумку, Вадим коротко рассказал о том, почему ему пришлось остаться в городе. Почти случайно выяснилось, что его мама находится в предынфарктном состоянии. Пришлось срочно госпитализировать, и он теперь каждый день ее навещает…

Отец Ярослав вежливо посочувствовал, мысленно отметив, что надо будет помянуть ее на проскомидии, а затем вышел из дому.

Оклейка стен обоями пошла весьма быстро…

На следующее утро, навестив мать, Вадим вновь направился к Елене, помогать завершить ремонт. Солнце светило ярко, однако утренняя прохлада еще не успела смениться невыносимым зноем. Дверь в подъезд, легкий холодок, запах плесени и немного – мусора, доносящийся от мусоропровода… Один лестничный пролет, второй, третий… Звонок, и вновь открывается дверь. На пороге – Елена, все в той же майке, смешной пилотке из газеты и нелепом трико.

Улыбки, чай… Разговоры обо всем и ни о чем.

– Ну, мы так ремонт никогда не закончим! – рассмеялась Елена, вставая из-за стола. Со смехом они перешли в соседнюю комнату. Шторы, по случаю ремонта, были сняты, и здесь, как и на улице, было много солнечного света, освещавшего и газеты, разбросанные на полу, и ободранные стены, и рулоны обоев, и саму Елену, и ее майку, и то, что ясно угадывалось под ней…

Вадим почувствовал, что его руки оказались на ее талии. Лена не пыталась их убрать. А потом произошло то, что должно было произойти.

* * *

Кыгыл-мэхинская командировка отца Ярослава закончилась, и жизнь, казалось, должна была вернуться в обычное свое русло. Однако буквально через несколько дней после своего возвращения он заметил, что обычного русла больше нет. Внешне все оставалось по-прежнему, разве только «друг семьи» стал несколько чаще появляться у них в гостях, да Лена виделась с ним едва ли не ежедневно. Встречались они, впрочем, исключительно по делу – либо решали какие-то епархиальные вопросы, либо вместе забирали дочку Вадима из воскресной школы, чтобы доставить ее бабушке. Что же касается гостевых визитов Челышева, то приходил он, конечно, не к Елене, а именно к семейной чете Андрейко. Отец Ярослав встречал его, стараясь быть радушным, даже упрекая себя за то, что в их общении появилась какая-то фальшь. «Ведь ничего же не изменилось!» – пытался успокаивать он сам себя. Получалось это, однако, плохо.

А Вадим продолжал заглядывать к ним регулярно. Его, естественно, поили чаем, а иногда и вином – тем дрянным паленым «кагором», который тогда можно было недорого приобрести в мангазейских магазинах – и вели безконечные разговоры об архиерее, благочинном и прочих великих людях епархиального космоса… Все было как раньше. Только вот отец Ярослав стал замечать, что его присутствие здесь, за этим кухонным столом, его реплики и замечания более не требуются. Это были встречи Елены и Вадима и их, и только их, общение. Иногда ему становилось почти что стыдно: как будто бы он не законный муж и хозяин, а чужак, подглядывающий в окно за чужой семейной жизнью…

Отец Ярослав чувствовал, что все развивается ненормально и что из этой ситуации нужно искать какой-то выход. Но какой – он не мог понять, и потому каждый раз откладывал не только действия, но даже и размышления об этом на потом. И так день сменялся днем, а неделя – неделей.