Превыше всего

В общем, дочь его была просто великолепным ребенком. И сын, конечно, тоже. Разве можно желать лучшего сына, чем Робби? Таким жизнерадостным, подвижным и здоровым малышом с очаровательной улыбкой гордился бы любой отец. Робби уже узнавал Фрэдди и каждое его появление встречал радостными криками. Все вечера граф Монкриф теперь проводил с детьми. С Робби он до самозабвения играл в ладушки и прятки, а Джули рассказывал сказки и разные забавные истории, которые слышал от своей любимой няни. Отдать детей на попечение гувернанток и нянек ему уж совсем не хотелось, и он просто промолчал, когда Кэтрин завела разговор об этом во время одного из их редких совместных ужинов. Продолжения разговора не последовало. С женой он встречался редко, а беседовал и того реже.

Ни одно из мудрых изречений Констанции не приходило на ум. Кэтрин сидела в своих чудесных апартаментах, убранством которых занималась вовсе не графиня. Об этом ей сказала сама Мириам. Оставался только один человек, который мог сделать это. Только он мог вспомнить, что ее любимый цвет желтый.

Черт бы его побрал!

Кэтрин заерзала на стуле, затем встала, прошлась по комнате и снова села. Она будет держать свое тело в узде. С этим она справится. Куда больше ее беспокоила одна мысль.

Она не хочет любить графа Монкрифа.

Он вполне заслуживает ее уважения. Последние две недели показали, что Фрэдди — отличный отец. В том, что он прекрасный хозяин, она убедилась еще раньше, — достаточно спросить любого из слуг, у кого тот работает, и посмотреть, с какой гордостью он произнесет имя графа. Он щедр. Он прекрасный наездник. Он красив, высок, широкоплеч и отлично сложен. Он твердо стоит на ногах, умен, самостоятелен. Граф Монкриф думает не только о себе. Он заботится об окружающих и чувствует ответственность за их судьбу и благополучие.

Вот только на нее он не обращает внимания уже несколько недель!

Она не хочет чувствовать, как сжимается ее сердце, когда она видит мужа, ведущего пони с восседающей верхом Джули и весело смеющегося над чем-то сказанным дочерью. Ей надоело во время прогулок незаметно оглядываться на окно кабинета, в котором неподвижно стоит наблюдающий за ней Фрэдди. Надоело с волнением замечать, что верхние пуговицы его рубашки расстегнулись, обнажив треугольник кожи с черными вьющимися волосками… Она не хочет больше замедлять шаг в коридоре в глупом желании увидеть, как он смахнет пятерней упавшие на лоб волосы. Не хочет ловить себя на мысли о том, что хотела бы, подобно Джули и Робби, забыть обо всем и уткнуться в мощные плечи Фрэдди. Нет, ей не хочется прикоснуться губами к его сильной шее и очутиться в его объятиях, потому что только в его руках она чувствует себя защищенной и уверенной. Не хочет она уважать его, скучать о нем. Не желает сохнуть из-за него!

Фрэдди обвинил ее в том, что она использует свадебный контракт как орудие мести. Самое горькое, что это правда. А он? Если он тоскует по ней, как она по нему, то хорошо скрывает это. Если Фрэдди расстроен или рассержен, это совершенно незаметно. Он никак не проявляет своих мужских желаний. Кэтрин ничего не слышала о его связях с какой-нибудь симпатичной горничной, и он ни разу не покидал Монкриф ради своих любовных похождений.

Они во многом виноваты друг перед другом.

Только бы один раз оказаться снова в его объятиях! Отдаться ему без горьких слов и взаимных упреков.

Кэтрин снова встала со стула, подошла к двери, разделяющей их спальни, и дотронулась до нее рукой, словно это прикосновение могло связать ее с ним. «Ты чувствуешь, что я здесь?» Она стояла и ждала, ощущая трепет и растерянность. Чего она ждет? Прощения или только его страсти? Кэтрин опустила голову, прислонилась лбом к холодной двери и прикоснулась горячими губами к своей руке.

«Прости меня, Фрэдди, за ненависть, которую я испытывала к тебе».

Припомнились холодные зимние ночи и полыхающий в груди гнев. Тогда она жила этим гневом, лелеяла его с таким же неистовством, с каким сейчас надежду на прощение за это. Она была слишком молода и не знала, что своей ненавистью обрекает их обоих на страдания. Два человека не могут жить рядом, если связывает их только злость. Она хотела спокойно жить, быть уверенной в будущем, смеяться и любить. Хотела просыпаться в сладкой истоме рядом с ним и знать, что так будет всегда. Она хотела уверенно смотреть людям в глаза, зная, что ее родители благословили бы этот брак.

Она не хотела быть любовницей. Она хотела быть хорошей женой.