Превышение полномочий

В субботу, 24 апреля 1899 года в 11 часов дня, на довольно оживленном Большом Сампсониевском проспекте, что на Выборгской стороне, было совершено разбойное нападение на кассира механического завода Нобеля, перевозившего в тот день деньги для выплаты жалованья мастеровым. Кассир Хромов и сопровождавший ценный груз городовой Бандурка были убиты наповал, везший их извозчик и случайный прохожий – ранены. Похищено было 98 387 рублей.

Явившимся на место преступления чинам полиции и судебной власти предстала следующая картина: два изрешеченных пулями трупа, совершенно обезумевший от страха извозчик, который не мог вымолвить ни слова и, несмотря на поранение, все рвался куда-то убежать, и толпа любопытных обывателей. Свидетелей было множество, но никто из них не смог ни толково описать самих нападавших, ни даже указать их точного количества. Удалось выяснить только то, что гранд смастырила компания молодых ребят, одетых в черные и красные косоворотки и вооруженных револьверами. У одного из них был приметный широкий пояс желтой кожи, другой носил тирольскую шляпу с пером, у третьего очевидцы заметили на груди толстую часовую цепочку. Нападавшие прикрывали лица платками. Кто они и где их искать, никто не знал.

Получив уже весьма толстую папку с дознанием, Мечислав Николаевич сначала внимательно с ним ознакомился, а потом поехал на место происшествия.

Нападение произошло на углу проспекта и Ломанского переулка. Губернский секретарь отпустил извозчика и огляделся по сторонам.

– Кассир ехал к заводу, получается, оттуда. – Кунцевич посмотрел налево. – Напали отсюда. – Мечислав Николаевич оглянулся назад. – Из протокола следует, что труп городового лежал в одной сажени на север от забора. – Кунцевич остановил свой взгляд на ограждении строящегося здания приюта для увечных воинов. – Оттуда нападавшие и выскочили. Стало быть, стало быть?.. – Чиновник для поручений задумался, потом обратился к стоявшему рядом местному сыскному надзирателю: – Скажите, Альбицкий, а торговку квасом опрашивали?

– Какую торговку?

– Вот, видите – квасная будка, в ней сидит торговка, ее вы опросили? Я не припомню, чтобы ее показания были в деле.

– Я точно не опрашивал, может, следователь… Хотя… Вспомнил! Когда мы приехали, будка закрыта была! Точно – закрыта.

Кунцевич перешел дорогу и очутился перед дощатым киоском, в глубине которого сидела смазливая бабенка лет двадцати пяти.

– Кваску изволите, милостивый государь? – сказала она, оживляясь и поправляя косынку.

– А хорош ли у вас квас?

– Квас отличный, свежий, хозяин кажный день новый варит.

– Ну тогда налейте стаканчик.

Барышня проворно сполоснула посуду под рукомойником и, наполнив ее до краев, подала губернскому секретарю, не расплескав ни капли.

Тот, не торопясь, выпил:

– Да, действительно неплохой квас. И как у вас ловко его наливать получается! Давно торгуете?

– Давно, сызмальства. Здесь, правда, тока три дня, раньше я на Охте торговала, вразнос.

– С повышением, значит, вас! А прежняя торговка куда делась?

– А леший ее знает! Убегла куда-то. Ох уж и ругал ее Карп Поликарпыч, ох уж и костерил!

– Карп Поликарпович, это, я так понимаю, благодетель ваш?

– Он самый. Семь будок у него! И человек двадцать вразнос ходют. Летом квасом торгуем, зимой – сбитнем. Он хозяин хороший, нас, работников, не обижает.

– А где же мне его сыскать?

Дом 4 по Бабурину переулку стоял на заваленном мусором и навозом берегу длинного и узкого пруда, наполненного желтой зловонной водой.

Кунцевич и Альбицкий прошли в ворота и оказались в грязном немощеном дворе. Сыскной надзиратель быстро нашел дворника, и тот повел их к стоявшему в глубине двора трехэтажному деревянному флигелю. Шли по импровизированному тротуару – чтобы лишний раз не пачкать обувь, жильцы набросали в грязь досок, палок, битого кирпича и камней. Дворник, который этот путь проделывал много раз ежедневно, передвигался так ловко, что его сапоги ни разу не коснулись грязи. Мечислав Николаевич же несколько раз сплоховал, оступился и испачкал свои новые французские штиблеты в чем-то, сильно напоминающем экскременты. Из-за этого чиновник для поручений был очень зол.

Квартира торговки помещалась в третьем этаже. Сопровождавший их дворник открыл входную дверь, и сыщики очутились в абсолютно темных сенях.

– Здесь поаккуратнее будьте, ваше благородие, – предупредил дворник, но было поздно: Кунцевич всем корпусом ударился о наполненную водой бочку и чуть не упал.

– Твою мать! – не сдержался губернский секретарь.

Миновали сени и пошли по длинному коридору, в обеих стенах которого были окна – в левой наружные, через давно немытые стекла которых чиновник видел все тот же залитый грязью двор, окна в правой стене освещали жилые помещения. В квартире нестерпимо воняло клозетом.

Дворник отворил обитую рваной клеенкой дверь, и сыщики очутились в полутемной кухне, с грязными стенами и закопченным потолком.