Презерватив для убийства

Из двух зол — ссориться с Женевьевой или подвергать ее пусть минимальному, но риску — выбрали меньшее, то есть отправить ее в квартиру Арчи, тем более, что, по сути, она была абсолютно права. Конечно, одну Женьку никуда не пустили, но после недолгих препирательств она милостиво согласилась ехать за вещами и собакой в сопровождении Нертова, которого обязалась во всем слушаться.

* * *

Старый дом, затерявшийся где-то между Большой Пушкарской и улицей Мира, в котором жил Арчи, находился в паре кварталов от переулка, где Алексей оставил свою машину. Они прошли, не торопясь, с Женькой до нужной улицы, осторожно посматривая на припаркованные машины, добрались до двора, поросшего кустами сирени. Во дворе, вроде, тоже было все спокойно. Даже у гаражей не копошился никто из автолюбителей.

Алексей, не спеша, следовал с Женевьевой к подъезду. Вдруг он напрягся, увидев, что из парадной тянется след буро-красного цвета, будто оттуда кто-то выбрался с сильным кровотечением.

Нертов, проверив за поясом рукоятку пистолета, шагнул в подъезд первым. На счастье, свет горел. Кровавый след тянулся по лестнице наверх. Или — сверху вниз, по крайней мере по форме подсохших капель определить это было трудно. Алексей начал осторожно подниматься по лестнице. Лифтом он решил не пользоваться, зная, что в случае засады это — идеальная ловушка. Следом неслышно ступала Женевьева, тоже оценившая опасность ситуации.

След обрывался у квартиры Арчи, дверь в которую оказалась чуть приоткрыта. На филенке Нертов увидел ясные следы отжима. «Говорил же Кольке — поставь хотя бы металлическую накладку», — почему-то подумал Алексей.

Приложив палец к губам и велев Женьке жестом прижаться к стене, он достал оружие и, резко распахнув дверь, влетел внутрь квартиры.

Такого он не видел уже несколько лет: вся прихожая была залита кровью. Тумба, на которой стоял раньше телефон, валялась на боку посреди помещения. Рядом с ней валялся самодельный, очевидно, «зоновский», тесак. Здесь же, на полу, среди осколков разбитого трюмо, Алексей успел заметить несколько каких-то огрызков, напоминающих импортные сосиски «хот-дог». Но это были не пищевые отбросы, усиленно свозимые в Питер предприимчивыми западными, а в последние годы преимущественно отечественными бизнесменами. Это были пальцы. Настоящие, человеческие.

Раздумывая, стоит ли двигаться дальше, Алексей едва слышно прошептал: «Мэй, где ты? Иди сюда», — и продолжал настороженно прислушиваться. В ответ из ближайшей комнаты раздалось жалобное поскуливание, скорее напоминающее стон. Бодигард быстро заскочил в комнату, поведя вправо-влево стволом пистолета, и увидел, что у кровати, на которой некогда спал Арчи, лежит собака. При появлении Нертова она даже не встала, а только еще раз жалобно заскулила. Ее обычно влажный и холодный нос сейчас напоминал черный высушенный кусочек кожи. Светло-коричневые брови жалобно подрагивали, а на иссиня-черных боках Алексей увидел несколько здоровенных ран, которые Королева весеннего праздника (так Арчи переводил мудреное имя собаки) уже не в состоянии была зализывать.

— Извини, пожалуйста, я сейчас, — шепнул ей Нертов и, выскочив из комнаты, быстро осмотрел оставшиеся помещения квартиры. Там никого не было. Тогда он позвал Женевьеву, велел ей смирно стоять у двери и ничего не трогать, а сам хотел вернуться к собаке, но Женька, не послушавшись, опередила его, бросившись перед ней на колени.

Маша пыталась лизнуть руку девушки, но у нее не хватило сил. Нертов схватил трубку параллельного телефона, стоящего в комнате, и вызвал милицию, а потом — опять знакомого хирурга:

— Хватай такси и немедленно жми с инструментом… — он продиктовал адрес. — Многочисленные ножевые ранения… Да какая реанимация?! Говорю, жми…

Милиция приехала на удивление оперативно, видимо, дежурный, всполошенный очередным квартирным разбоем, дал команду гэзэшникам — группе захвата. Те вломились в квартиру, но, живо сориентировавшись, рванули вместе с Нертовым вниз по лестнице на улицу, ориентируясь по кровавым следам.

Следы вели к ближайшему подвалу. Там луч фонаря высветил лежащую фигуру мужчины. Из-под белесых ресниц мертво смотрели помутневшие глаза. Его руки покоились на груди. Левая кисть была вся в крови, ее пальцы судорожно сжимали другую кисть. Только она была сама по себе — правая рука лежащего оканчивалась манжетом рукава джинсовой куртки. Кровью были залиты и сама куртка, и лицо лежащего.

Старший из гэзэшников, брезгливо пощупав пульс на шее мужчины, буркнул:

— Толян, вызывай группу и труповозку, — после чего, ощупав наружный карман куртки трупа, извлек оттуда какое-то удостоверение и прочитал: — Ханин Григорий Леонидович, служба безопасности.

— Бля, опять какие-то бандитские разборки, — недовольно проворчал его напарник. — Как ни мокруха, так служба безопасности. «Крыши» долбанные!