Прежде чем я упаду

Странно, что в памяти всплыл именно этот эпизод, но он вызывает новый прилив ярости и разочарования. Даже удивительно, что я так разгорячилась. Я ни разу не напоминала об этом дне Робу – сомневаюсь, что он вообще помнит, – но когда мы идем по коридору, переплетя пальцы, или тусуемся в подвале у Тары Флют и Роб оглядывает меня и подмигивает, мне нравится прокручивать в голове тот случай. Мне нравится думать, как забавна жизнь, как все меняется. Как меняются люди.

И теперь мне интересно, когда именно я стала достаточно крутой для Роба Кокрана.

Через некоторое время Пикуль перестает скрестись. Наконец он видит, что это бесполезно, и убегает, клацая когтями. В жизни не ощущала себя такой одинокой.

Я плачу, поражаясь, что во мне скопилось столько слез. Кажется, они текут даже из пальцев ног.

Затем я засыпаю без снов.

Тактика спасения

И просыпаюсь с мыслью об одном фильме. Главный герой умирает – уже не помню, каким образом, – но только наполовину. Одна его часть лежит в коме, а другая бродит по миру, своего рода чистилищу. Суть в том, что, пока он ни жив, ни мертв, часть его заключена в этом промежуточном месте, как в ловушке.

Впервые за два дня у меня появляется надежда. При мысли, что сейчас я лежу в коме, родные суетятся вокруг, а остальные беспокоятся и засыпают больничную палату цветами, мне становится легче.

Потому что если я не умерла – по крайней мере, еще не умерла, – этому можно положить конец.

Перед началом третьего урока мама высаживает меня на верхней парковке (плевать я хотела на двадцать две сотых мили; не хватало только, чтобы меня застукали выходящей из маминого бордового «аккорда» две тысячи третьего года, который она не желает продавать из-за его «экономичности»). Теперь мне не терпится в школу. Нутром чувствую, что найду там разгадку. Не представляю, как и почему я застряла в этой временной петле, но чем больше размышляю об этом, тем больше уверяюсь, что должна быть причина.

– Пока, – прощаюсь я и начинаю вылезать из машины.

Но что-то меня останавливает. Эта мысль тревожит меня уже двадцать четыре часа, я пыталась обсудить ее с подругами в Танке: мысль о том, что можно вообще не знать. Идешь себя по дороге в один прекрасный день, и… бах!

Чернота.

– На улице холодно, Сэм, – предупреждает мама, перегибаясь через пассажирское кресло и жестом веля закрыть дверь.

Я оборачиваюсь, наклоняюсь и смотрю на мать. Через мгновение мне удается пробормотать:

– Ялюблютебя.

Так странно. Получилось что-то вроде «ялюлютя». Даже не уверена, что она поняла. Я быстро захлопываю дверцу, пока мама не успела отреагировать. Минули годы с тех пор, как я говорила «я люблю тебя» родителям, не считая Рождества, дней рождения или когда они произносили это первыми и явно ждали того же. В животе возникает странное ощущение, отчасти облегчение, отчасти смущение и отчасти разочарование.

По дороге к школе я клянусь: сегодня никаких аварий.

И что бы это ни было – пузырь или сбой во времени, – я выхожу из игры.

Вот еще зарубка на память: люди живут надеждой. Даже после смерти надежда – единственное, что не дает окончательно умереть.

Звонок на третий урок уже прозвучал, и я направляюсь на химию. Появляюсь я как раз вовремя, чтобы сесть – ну кто бы мог подумать – рядом с Лорен Лорнет. Начинается контрольная, такая же, как вчера и позавчера, не считая того, что на этот раз я способна ответить на первый вопрос самостоятельно.

Ручка. Чернила. Пишет? Мистер Тирни. Учебник. Хлопает. Все подскакивают.

– Оставь себе, – шепчет Лорен, хлопая ресницами. – Тебе понадобится ручка.

Я начинаю пихать ее обратно, как обычно, но что-то в выражении лица Лорен кажется до боли знакомым. Я вспоминаю, как в седьмом классе вернулась домой после вечеринки у бассейна Тары Флют и увидела в зеркале свое озаренное изнутри лицо, как будто мне протянули выигрышный лотерейный билет и пообещали, что теперь моя жизнь изменится.

– Спасибо, – благодарю я, засовывая ручку в сумку.

Лорен продолжает благоговейно на меня таращиться. Я замечаю это краем глаза и через минуту вихрем разворачиваюсь и добавляю:

– Ты слишком добра ко мне.

– Что?

Теперь ее лицо выражает полное изумление. Определенно, так лучше.

Мне приходится шептать, потому что Тирни снова начал урок. Химические реакции, бла-бла-бла. Преобразование. Смешайте две жидкости – и получите твердое вещество. Два плюс два не равно четыре.

– Добра ко мне. Напрасно.

– Почему напрасно?

Она морщит лоб, отчего глаза почти исчезают.

– Потому что я не добра к тебе.

Признание далось на удивление сложно.

– Добра, – неискренне возражает Лорен, уставившись себе на руки. Она поднимает глаза и пытается снова. – Ты не…

Затем умолкает, но мне ясно, что она собиралась сказать. «Ты не обязана быть доброй ко мне».

– Именно, – подтверждаю я.

– Девочки! – рявкает мистер Тирни и стучит кулаком по столу с реактивами.

Честное слово, он прямо раскалился от ярости.