Прежде чем я упаду

Кухня ярко освещена, и все в ней кажется резким и обособленным. В дверном проеме два бочонка, и большинство гостей толпятся около них. Пока что пришли в основном парни и несколько десятиклассниц. Они собираются в кучки, крепко вцепившись в пластиковые стаканы, как в сосуды с жизненной силой, и вымученно улыбаются до боли в щеках.

Роб не сразу меня узнает. Он проталкивается через толпу и прижимает меня к стене, обхватив мою голову ладонями.

– Сэм. Я думал, ты не придешь.

– Я же написала, что приду. – Я кладу руки ему на грудь, чувствуя удары сердца кончиками пальцев; почему-то мне становится грустно. – Ты не получил мою эсэмэску?

Он пожимает плечами.

– Весь день ты ведешь себя странно. Я боялся, может, тебе не понравилась моя роза.

«Лю тя». Я совсем забыла об этом, как и о своей обиде. Какая теперь разница? Это лишь слова.

– Прекрасная роза.

Роб улыбается и гладит меня по голове, как собаку.

– Шикарно выглядишь, детка. Хочешь пива?

Я киваю. Вино, выпитое в ресторане, уже почти выветрилось. Я кажусь себе слишком трезвой, слишком ясно ощущаю свое тело. Мои руки висят мертвым грузом. Роб начинает поворачиваться, но внезапно замирает и смотрит на мою обувь. Он поднимает на меня глаза, наполовину позабавленный, наполовину озадаченный, и показывает на ботинки Анны.

– Что это?

– Ботинки. – Я тыкаю пальцем в носок ботинка, но кожа даже не прогибается; почему-то я довольна. – Нравятся?

– Совсем как армейские, – кривится Роб.

– А мне нравятся.

– Они не в твоем стиле, детка, – качает он головой.

Мысленно я перебираю сегодняшние поступки, которые шокировали бы Роба. Я прогуляла уроки, целовалась с мистером Даймлером, курила травку с Анной Картулло, украла мамину кредитную карточку. Все не в моем стиле. Что вообще это значит? Как мне понять, что в моем стиле? Я пытаюсь слепить воедино свои поступки в жизни, но четкой картины не возникает, ничего, объясняющего, какой я человек, – сплошной туман и размытые края, неясные воспоминания о смехе и прогулках на машине. Я словно пытаюсь сделать снимок против солнца: все люди в моей памяти получаются безликими и неразличимыми.

– Ты не все знаешь обо мне, – заявляю я.

– Я знаю, что ты классно выглядишь, когда злишься. – Он издает смешок и стучит пальцем мне по переносице. – Поменьше хмурься, не то покроешься морщинами.

– Так что насчет пива? – напоминаю я.

Роб удаляется, и я благодарна ему за это. Я надеялась, что встреча с ним успокоит меня, но вышло наоборот.

Он приносит пиво, я беру стакан и поднимаюсь на второй этаж. Наверху лестницы я чуть не сталкиваюсь с Кентом. При виде меня он быстро отступает.

– Извини, – произносим мы одновременно, и я чувствую, что краснею.

– Ты пришла.

Его глаза кажутся еще более зелеными, чем обычно. На его лице странное выражение – рот искривлен, словно он жует что-то кислое.

– Не могла же я пропустить такую вечеринку.

Я отворачиваюсь. Хоть бы он перестал на меня пялиться! Откуда-то мне ясно, что он собирается сообщить нечто ужасное. Собирается сообщить, что видит меня насквозь. У меня возникает безумное желание спросить, что именно он видит, как будто он может помочь мне познать себя. Но я боюсь ответа.

Он уставился себе под ноги.

– Сэм, я хотел сказать…

– Не надо, – поднимаю я руку.

Внезапно до меня доходит: ему известно об истории между мной и мистером Даймлером и он может заикнуться об этом. Понятно, у меня паранойя, но я совершенно уверена в этом. У меня кружится голова, и я хватаюсь за столбик перил.

– Если ты насчет того, что случилось на математике, то я ничего не желаю слышать.

Его губы сжимаются в линию.

– А что случилось на математике?

– Ничего. – Я снова ощущаю, как мистер Даймлер наваливается на меня всем телом, как его горячий рот прижимается к моему. – Это не твое дело.

– Даймлер – мешок с дерьмом. Держись от него подальше. – Кент косится на меня. – Ты слишком хороша для этого.

Я вспоминаю о записке, которая приземлилась на мою парту. Я догадалась, что она от Кента. У меня что-то рвется внутри при мысли, что Кент Макфуллер с жалостью смотрит на меня сверху вниз.

Фразы сами срываются с языка.

– Я не обязана тебе объяснять. Мы даже не друзья. Мы… мы никто.

Кент делает шаг назад, наполовину фыркнув, наполовину хохотнув.

– Ты невероятна! – Он качает головой не то с отвращением, не то с печалью, не то и с тем и с другим. – Возможно, люди правы насчет тебя. Возможно, ты всего лишь пустая…

Он осекается.

– Кто? Пустая кто? – Мне хочется влепить ему пощечину, чтобы взглянул на меня, но он упорно изучает стену. – Пустая сучка, так ведь? Ты ведь это подумал?

Он вскидывает на меня глаза, ясные, гладкие и твердые, будто камешки. Теперь я жалею, что он посмотрел на меня.

– Может быть. Может быть, ты права. Мы не друзья. Мы никто.

– Да неужели? По крайней мере, я не разгуливаю с таким видом, будто лучше всех! – Я не в силах удержать поток слов. – Ты тоже не идеал. Уверена, что и ты поступал дурно. Уверена, что и ты поступаешь дурно.

Тут же я понимаю, что это неправда. Неправда, и все. Кент Макфуллер не поступает дурно. По крайней мере, с другими людьми.

Теперь он смеется и суживает глаза.