Прежде чем я упаду

Алекс Лимент следует за Бриджет по пятам. Он пробивается к двери ванной и колотит по ней, призывая Бриджет. Я по-прежнему стою у стены, прижатая толпой, парализованная тем, насколько все неправильно. Однажды я слышала, что когда падаешь в холодную воду, то тонешь не сразу. Холод сбивает с толку, заставляет думать, что верх — это низ, а низ — это верх, и ты плывешь, плывешь, плывешь что есть сил, но не в ту сторону, а прямиком на дно, в объятия смерти. Вот что я чувствую — что весь мир перевернулся.

— Поверить не могу.

Внезапно я понимаю, что Алекс обращается ко мне, скаля зубы.

— Знаешь, кто ты? — Он хватает меня за голову, не давая пошевелиться; на его лбу блестят капельки пота, изо рта пахнет травкой и пивом. — Ты сука, Саманта Кингстон.

Его слова встряхивают, будят меня. Надо сосредоточиться. Джулиет где-то в лесу, на холоде. Наверное, пробирается к шоссе. Я еще успею найти ее, отговорить, заставить понять.

Положив руки Алексу на грудь, я отталкиваю его. Он неуклюже пятится.

— Это я уже слышала. Не сомневайся.

Я пробиваюсь сквозь толпу в коридоре и уже наполовину спускаюсь по лестнице, когда кто-то окликает меня. Я замираю на месте; люди позади налетают друг на друга, словно костяшки домино, и осыпают меня ругательствами.

— О боже, ну что еще? — оборачиваюсь я и вижу Кента.

Он перепрыгивает через перила на лестницу, едва не столкнув Ханну Гордон, и приземляется на две ступеньки выше, слегка запыхавшись.

— Ты пришла.

Его глаза горят от счастья. Шоколадные и карамельные пряди волос падают на лоб, вбирая свет рождественских гирлянд, развешенных повсюду. Я испытываю почти неодолимое желание заправить ему волосы за уши.

— Я же обещала прийти.

В животе разгорается тупая боль. Весь вечер — весь день — я желала одного: оказаться рядом с ним. А теперь у меня нет времени.

— Слушай, Кент…

— Я сначала подумал, что ты где-то здесь, когда увидел Линдси. Вы же неразлучная парочка. Но потом я искал тебя… — Он осекается и краснеет. — В смысле, не то чтобы искал. Просто, ну, знаешь, бродил среди толпы, развлекал гостей. Разве не это должен делать хозяин? Развлекать гостей. В общем, я поглядывал по сторонам…

— Кент.

Мой голос звучит резко и злобно; на мгновение я закрываю глаза, представляя, каково лежать рядом с ним в полной темноте, воображая прикосновение его руки. Внезапно до меня доходит, насколько все это невозможно — между ним и мной. Когда я открываю глаза, он по-прежнему стоит рядом и ждет, чуть морща лоб, такой нормальный и милый. Ему нужна девушка в кашемировом свитере, которая превосходно решает кроссворды, или играет на скрипке, или работает в благотворительных столовых. Хорошая, нормальная, честная девушка. Боль в животе усиливается, словно там сидит дикий зверь и грызет мои внутренности. Я никогда не стану достаточно хороша для него. Даже если придется проживать этот день до скончания веков, я никогда не буду ему соответствовать.

— Прости, — выдавливаю я. — Не могу сейчас с тобой говорить.

— Но… — начинает он, с неуверенным видом пряча руки в манжеты рубашки.

— Прости.

Я чуть не добавляю: «Так лучше», но решаю, что это бессмысленно. И не оборачиваюсь, хотя чувствую спиной его взгляд.

На улице я натягиваю флиску и застегиваю до подбородка. Дождь стекает по шее, на штанах мгновенно появляются пятна. По крайней мере, сегодня на мне обувь без каблука. Я иду по подъездной дорожке. Асфальт обледенел, и я хватаюсь за машины, чтобы не упасть. Холод раздирает легкие, и как ни странно, в голове возникает простейшая и глупейшая мысль: «Надо было чаще бегать». Я практически выбилась из сил, мне хочется смеяться и плакать. Но я не останавливаюсь — меня подхлестывает мысль о Джулиет, которая припала к земле у Девятого шоссе, наблюдая, как машины мчатся мимо, поджидая Линдси.

Наконец грохот вечеринки затихает, и наступает тишина, не считая шороха дождя, словно тысячи осколков стекла осыпаются на мостовую, и стука моих шагов. Темно, и мне приходится двигаться медленнее. Я на ощупь пробираюсь от одной машины к другой; металл настолько холодный, что обжигает пальцы. Найдя Танк, возвышающийся над остальными автомобилями, я роюсь в сумке, пока не вытаскиваю холодный металлический брелок со стразами и надписью «Плохая девочка». Ключи Линдси от машины. Я шумно выдыхаю. Хоть что-то хорошее. Теперь Линдси никуда не денется. Ее Танк не проедет сегодня по шоссе, сколько бы Джулиет ни ждала. И все же я запираю дверцы на два оборота.

Автомобили кончаются; я с трудом пробираюсь вперед, мысленно проклиная себя за то, что не взяла фонарик, проклиная двенадцатое февраля, проклиная Джулиет Сиху. Теперь понятно, что розы были дурацкой идеей, даже оскорбительной. Я думаю о Джулиет и Линдси много лет назад в палатке, когда испуганная, униженная Линдси ткнула в Джулиет пальцем и все завертелось. Долгие годы Джулиет хранила секрет Линдси. «Я надеялась, что все наладится».