Прежде чем я упаду

Учитель с облегчением смотрит на меня, как будто хочет погладить по головке и назвать хорошей девочкой. Я медлю еще немного. Может, он поцелует или обнимет меня? Неужели я должна просто уйти, собрать свои вещи и отчалить, словно ничего не произошло? Но он только моргает и наконец говорит:

— Ты опоздаешь на обед.

Итак, он отпустил меня. Я хватаю сумку и исчезаю.

Едва очутившись в коридоре, я прислоняюсь к стене, радуясь твердой опоре. Что-то вскипает внутри, и я не представляю, как мне себя вести — прыгать вверх-вниз, смеяться или визжать. К счастью, в коридоре никого нет. Все уже в столовой.

Я достаю телефон, чтобы написать Линдси, но вспоминаю, что мы поссорились. Эсэмэски с вопросом о вечеринке у Кента нет. Наверное, она все еще злится. А с Элоди я тоже поссорилась? Я вспоминаю, что наплела в машине, и мне становится дурно.

Может, послать эсэмэску Элли? Уж она-то не обижена на меня. Я долго размышляю, какой текст сочинить. «Я целовалась с мистером Даймлером» звучит как-то странно, но если я напишу «Эван», она не поймет, о ком речь. «Эван Даймлер» — тоже не то, и к тому же мы не просто целовались. Он лежал на мне.

В конце концов я бросаю телефон в сумку, так ничего и не придумав. Подожду, пока не помирюсь с подругами и не расскажу им лично. Так будет проще. Легче представить все в выгодном свете, к тому же я увижу их лица. Представляю, как Линдси обзавидуется! Только ради этого стоило немного потерпеть. Я мажу подбородок консилером, чтобы скрыть красные точки от щетины мистера Даймлера, и отправляюсь обедать.

Не суди о книге по ее солдатским ботинкам с обитыми железом носами

Когда через десять минут я врываюсь в столовую, наш обычный столик пуст. Становится ясно, что меня официально и намеренно бросили.

Долю секунды за мной наблюдают десятки любопытных глаз. Я невольно подношу руку к лицу, внезапно испугавшись, что все заметят красноту на моем подбородке и поймут, чем я занималась, и ныряю обратно в коридор.

Мне надо побыть одной, все хорошенько обдумать. Я иду в туалет, но из его дверей вылетают две десятиклассницы, хихикая и держась за руки (Линдси называет таких гадкими парочками, потому что они всегда ходят по двое и ведут себя просто отвратительно). Во время обеда в туалете всегда полно народу — каждой нужно подкрасить губы блеском, пожаловаться на лишний вес, пообещать засунуть пальцы в рот в одной из кабинок. Мне сейчас только потока глупостей не хватает.

Я устремляюсь в старый туалет в дальнем конце научного крыла. Им почти никто не пользуется, потому что в прошлом году между лабораториями построили новый, который не засоряется каждый божий день. Чем дальше я от столовой, тем тише рев голосов, он постепенно превращается в шум далекого океана. С каждым шагом я успокаиваюсь. Мои каблуки выбивают размеренный ритм по плиткам пола.

В научном крыле пусто, как и ожидалось, привычно пахнет хлоркой и серой. Но сегодня к ним примешивается запах дыма и нотка чего-то землистого и едкого. Я толкаю дверь туалета; мгновение ничего не происходит. Я толкаю сильнее, раздается скрежет; я налегаю плечом, и наконец дверь распахивается, увлекая меня за собой. Я ударяюсь коленом о стул, который подпирал дверную ручку, и ногу пронзает боль. В туалете запах намного сильнее.

Уронив сумку, я сгибаюсь пополам и сжимаю колено.

— Черт.

— Это что за дела?

При звуке голоса я подскакиваю. А я и не заметила, что в туалете кто-то есть. Я поднимаю глаза и вижу Анну Картулло с сигаретой в руке.

— О господи, — говорю я. — Ты напугала меня.

— Я напугала? — Она опирается о стойку и стряхивает пепел в раковину. — Это ты сюда ворвалась. Тебя что, не учили стучать?

Можно подумать, я вломилась к ней в дом.

— Извини, что испортила тебе вечеринку.

Нехотя я шагаю к двери.

— Погоди. — Она тревожно поднимает руку. — Ты расскажешь?

— О чем?

— Об этом.

Она затягивается и выпускает облако дыма. Ее сигарета совсем тонкая и напоминает самокрутку. Меня наконец осеняет: это косяк. Наверное, травка перемешана с целой кучей табака, потому что я не сразу узнала запах, хотя моя одежда пропитана им насквозь после каждой вечеринки. По мнению Элоди, мне повезло, что мама не заходит ко мне в комнату, не то бы она решила, что я храню травку в корзине с грязным бельем.

— Ты здесь куришь обед?

Я не хотела грубить; так уж получилось. Анна косится вниз, и я вижу на полу пустой пакет из-под сэндвичей и полпачки чипсов. Я вспоминаю, что ни разу не видела ее в столовой. Наверное, она обедает здесь каждый день.

— Ага. Мне нравится интерьер. — Заметив, что я смотрю на пакет, она гасит косяк и скрещивает руки на груди. — А ты что здесь делаешь? Разве у тебя нет…

Она осекается, но я угадываю продолжение фразы. «Разве у тебя нет друзей?»

— Просто зашла пописать.

Явная ложь, поскольку я даже не попыталась воспользоваться туалетом, однако я слишком устала и не способна выдумать другое объяснение, а она и не требует.