Прежде чем их повесят

Одна лишь Ферро, судя по ее виду, страдала от происходящего не меньше, чем Джезаль. Время от времени она поднимала голову, кидала сердитый взгляд на истекающие дождем тучи, и ее лицо искажалось ненавистью и ужасом. Вечно взъерошенные волосы прилипли к черепу, пропитанная влагой одежда тяжело свисала с костлявых плеч, вода текла по изборожденному шрамами лицу, капала с острого носа и острого подбородка. Она была похожа на злющую кошку, которую неожиданно бросили в пруд: ощущение исходящей от нее угрозы исчезло, тело словно потеряло три четверти объема. Возможно, вывести Джезаля из его душевного состояния мог бы женский голос, а единственным существом женского пола на сотни миль вокруг была Ферро.

Он пришпорил коня и подъехал к ней с вымученной улыбкой, и она обратила к нему угрюмое лицо. К своему замешательству, Джезаль обнаружил, что рядом с ней он снова чувствует угрозу. Он совершенно забыл, какие у Ферро глаза — желтые, острые как лезвия, зрачки словно булавочные уколы. Странные глаза, вселяющие беспокойство. Теперь он жалел, что подъехал к ней, но не мог удалиться, не сказав ни единого слова.

— Готов поручиться, что там, откуда ты родом, дожди идут не так уж часто.

— Закроешь свою гребаную пасть сам или тебя ударить?

Джезаль кашлянул, позволил своей лошади замедлить шаг и отстать.

«Сумасшедшая сука», — прошептал он себе под нос.

Ну и черт с ней, коли так. Пусть лелеет свои невзгоды! А он не собирается упиваться жалостью к себе. Такое совершенно не в его характере.

Когда они добрались до этого места, дождь все-таки утих, однако воздух по-прежнему наполняла тяжелая сырость. Небо над головой было окрашено в причудливые цвета, вечернее солнце пронизывало бурлящие облака розовым и оранжевым, бросая зловещий отсвет на серую равнину.

Две пустые повозки стояли, третья была повалена набок — одно колесо выломано, мертвая лошадь так и осталась в постромках. Животное лежало, вывалив изо рта розовый язык, а из окровавленного бока торчала пара сломанных стрел. Словно куклы, разбросанные капризным ребенком, на примятой траве валялись трупы: зияющие раны, переломанные конечности, пронзенные стрелами тела. У одного рука была оторвана около плеча, и из раны торчал короткий обломок кости, как из окорока в мясной лавке.

Вокруг были разбросаны обломки оружия, расщепленные доски и прочий хлам. С нескольких сундуков слетели крышки, и мокрую землю устилали размотанные рулоны материи. Разбитые бочонки, вскрытые ящики — все было разграблено.

— Купцы, — буркнул Девятипалый, глядя вниз. — Вроде тех, какими прикидываемся мы. Да, видать, жизнь здесь дешево стоит.

Ферро скривила губы.

— А где дорого?

Холодный ветер хлестал по равнине, продувая насквозь сырую одежду Джезаля. Он никогда не видел ни одного трупа, а здесь их… сколько? По меньшей мере дюжина. Джезаль попробовал сосчитать, но вскоре почувствовал легкую дурноту.

Никто из его спутников не выглядел слишком обеспокоенным; впрочем, это неудивительно — все они давно привыкли к насилию. Ферро ползала среди тел, рассматривала и ощупывала их спокойно, как гробовщик. Девятипалый вел себя так, будто видал вещи и похуже (в чем Джезаль нисколько не сомневался), да и сам их проделывал. Байяз и Длинноногий казались слегка озабоченными, но не больше чем если бы внезапно наткнулись на следы конских копыт. Ки вообще не проявил особого интереса к находке.

Джезалю сейчас не помешала бы толика их безразличия. Он ни за что бы в этом не признался, но его подташнивало все сильнее. Эта вялая, застывшая, бледная как воск кожа, покрытая бисеринами дождевых капель. Эта содранная с тел одежда — покойники лишились кто сапог, кто куртки, кто рубашки. Эти раны — багровые ссадины, лиловые и черные синяки, разрезы и вырванные клочья плоти, как кровавые рты, зияющие в теле…

Джезаль резко повернулся в седле, поглядел назад, влево, вправо. Со всех сторон вид открывался одинаковый. Бежать некуда, даже если бы он знал, в каком направлении находится ближайшее поселение. Их было здесь шестеро, и все же он чувствовал себя совершенно одиноким. Вокруг открывался простор равнины, но он ощущал себя запертым в ловушке.

С нехорошим чувством он заметил, что один из трупов словно бы смотрит прямо на него. Молодой парень, не старше самого Джезаля, с песочного цвета волосами и оттопыренными ушами. Ему не помешало бы побриться — только теперь, разумеется, это уже не имело значения. Живот парня пересекал зияющий алый разрез, а окровавленные руки лежали так, словно он пытался зажать рану ладонями. В глубине разреза поблескивали кишки, там все было багрово-красным. К горлу подступила тошнота. Он и так чувствовал слабость из-за того, что мало ел с утра. Его просто воротило от проклятых сухарей, он с трудом глотал ту бурду, которую поглощали остальные. Джезаль отвернулся от мерзкого зрелища и уставился вниз, на траву, как будто искал на ней какие-то важные следы, пока его желудок скручивало и сжимало.