Прежде чем их повесят

— Генерал, если у императора Гуркхула есть что-то в избытке, это солдаты. Они пробили брешь. — Глокта посмотрел вдоль стены до нового слабого места. Глубокие трещины прорезали кладку; стену подперли громадными бревнами, но она все равно клонилась внутрь — и с каждым днем все больше. — И скоро пробьют новый пролом. Они засыпали ров в четырех местах. А тем временем наша численность сокращается, боевой дух падает. Зачем им корабли, спрашиваете?

— Но у нас корабли есть.

К удивлению Глокты, генерал стоял рядом и говорил тихо и настойчиво, глядя прямо в глаза.

«Как будто предложение собрался делать. Или предательство готовит. Интересно, что именно?»

— Еще есть время, — пробормотал Виссбрук, то и дело нервно оглядываясь на дверь. — Мы контролируем залив. Пока мы держим Нижний город, в наших руках и пристани. Мы можем вывезти силы Союза. Или хотя бы гражданских. В Цитадели еще остались жены и дети офицеров; некоторые торговцы и ремесленники, которые поселились в Верхнем городе и не желают уезжать. Это можно проделать быстро.

Глокта нахмурился. Все верно, но только архилектор дал другой приказ. Гражданские, если пожелают, могут выбираться самостоятельно. Войска Союза не двинутся никуда. Кроме, конечно, погребального костра. Однако Виссбрук счел молчание Глокты знаком согласия.

— Только скажите — и все можно сделать уже сегодня вечером, до того как…

— И что станется с нами, генерал, когда мы ступим на землю Союза? Трогательная встреча со слезами на глазах с нашими хозяевами в Агрионте? Кто-то из нас прольет слезы, в этом я не сомневаюсь. Или мы захватим корабли и уплывем в далекий Сулджук, чтобы жить там долго и счастливо? — Глокта покачал головой. — Милая сказочка, но и только. Возврата нет. Дороги домой нет.

— Дороги домой нет, — горьким эхом отозвался Виссбрук. — А гурки надвигаются с каждым днем, наши потери растут, и последний попрошайка в городе видит, что мы уже не в силах удерживать внешние стены. Мои солдаты того и гляди восстанут, а на наемников и вовсе нельзя положиться. И что посоветуете сказать им? Что закрытый совет не отдавал приказа отступать?

— Скажите, что со дня на день мы получим подкрепление.

— Я говорю это уже не один месяц!

— Тогда еще пара дней ничего не изменит.

Виссбрук моргнул.

— А могу я спросить: когда придет подкрепление?

— Со дня, — Глокта прищурился, — на день. А пока надо держаться.

— Но зачем? — Виссбрук по-девчоночьи взвизгнул. — Зачем? Это задание невыполнимо! Самоубийство! Зачем, черт возьми?

«Зачем. Всегда — зачем. Я уже устал задавать этот вопрос».

— Если думаете, что я читаю мысли архилектора, то вы даже тупее, чем я думал. — Глокта задумался. — Но в одном вы правы. Внешние стены могут пасть в любой момент. Нужно подготовить отход в Верхний город.

— Но… если мы оставим Нижний город, мы потеряем порт! Мы не сможем получать запасы! И не получим подкрепления, даже если оно придет! А как же ваша блестящая речь, наставник? Стены Верхнего города слишком протяжены и слабы? Если внешняя стена рухнет, город обречен? Мы победим их здесь — или вовсе не победим, говорили мне вы! Если потеряем порт… мы не сможем спастись!

«Мой дорогой толстый пухлый генерал, ты еще не понял? О спасении речи не было с самого начала».

Глокта улыбнулся, показав Виссбруку дыру между зубами.

— Если не сработает один план, нужно пробовать другой. Положение, как вы очень точно описали, отчаянное. Поверьте, я сам предпочел бы, чтобы император просто сдался и отправился домой, но вряд ли стоит на это рассчитывать, как думаете? Сообщите Коске и Кадии: всех гражданских необходимо убрать из Нижнего города сегодня ночью. Возможно, нам придется отходить срочным порядком.

«По крайней мере, мне не так далеко будет ковылять до линии фронта».

— Верхний город вряд ли вместит столько народу! Они забьют улицы!

«Это лучше, чем забивать братские могилы».

— Спать придется на площадях и в коридорах!

«Это лучше, чем в земле».

— Их там внизу целые тысячи.

— Тогда вам лучше начинать немедленно.

* * *

Шагнув за порог, Глокта чуть не отшатнулся. Жара внутри стояла почти непереносимая, вонь пота и горелой плоти неприятно щекотала горло.

Глокта вытер уже слезящиеся глаза тыльной стороной дрожащей ладони и вгляделся во тьму. Смутно виднелись силуэты трех практиков. Они стояли в круг, лица в масках подсвечены снизу яростным оранжевым пламенем жаровни. Яркая кость и черная тень. Демоны в аду.

Рубашка Витари, пропотевшая насквозь, липла к плечам, лицо прорезали яростные складки. Секутор разделся до пояса и тяжело, с хрипом, дышал через маску; мокрые от пота волосы болтались. Иней, взмокший словно во время ливня, стоял, роняя жирные капли на бледную кожу, мышцы сжатых челюстей вздулись. Единственной во всей камере, кто не показывал никаких признаков дискомфорта, была Шикель. Девчонка счастливо улыбалась, пока Витари вжимала шипящее железо ей в грудь.

«Как будто это счастливейший момент в ее жизни».