Прежде чем их повесят

Байяз и Конейл ели в ледяном молчании, глядя друг на друга через весь стол так, словно специально задумали всех смутить. Ки только ковырял пищу, поблескивая глазами на двух старших магов. Длинноногий радостно накидывался на каждое новое блюдо, с улыбкой глядя на сотрапезников, словно они разделяли его восторг. Логен хмуро зажал вилку в кулаке и неуклюже тыкал в тарелку, как в назойливого шанка, причем свободные рукава его камзола то и дело попадали в еду. Джезаль нисколько не сомневался, что Ферро управилась бы с приборами с большой ловкостью, если б захотела, но она предпочитала есть руками, злобно глядя на любого, кто встречался с ней взглядом, словно предлагала сделать ей замечание. Она была в той же дорожной одежде, что и всю последнюю неделю, и Джезаль заподозрил, что на замену ей предложили платье. От этой мысли он чуть не поперхнулся.

Ни еда, ни компания, ни обстановка не были Джезалю по душе, но их запасы еды кончились несколько дней назад. За все это время их рацион составляли несколько бледных корешков, выкопанных на склоне горы Логеном, шесть крохотных яиц, которые Ферро стащила из высокого гнезда, и неописуемо горькие ягоды, которые сорвал с дерева Длинноногий, явно наугад. Джезаль охотно съел бы и тарелку. Он хмуро ковырял жилистое мясо, подозревая, что тарелка и в самом деле может оказаться вкусней.

— Корабль еще на плаву? — прогремел Байяз. Все подняли головы. Это были первые произнесенные за долгое время слова.

Темные глаза Конейл холодно рассматривали мага.

— Ты говоришь про тот корабль, на котором Иувин и его братья плавали на Шабульян?

— А про какой еще?

— Тогда нет. Он не на плаву. Он сгнил полностью в старом доке. Но не пугайся. Был построен другой корабль, а когда и он сгнил — следующий. Последний качается на волнах, пришвартованный, весь облепленный водорослями и ракушками, зато на нем всегда готовый экипаж и вдоволь провизии. Я не забыла своего обещания учителю. Свои обязательства я всегда выполняла.

Байяз нахмурил брови.

— Это, видимо, означает, что я не выполнял?

— Этого я не говорила. Если тебе послышался упрек, тебя колет собственная вина, а не мои обвинения. Я не принимаю ничью сторону, тебе это известно. И никогда не принимала.

— Ты говоришь так, словно бездействие — величайшее достоинство, — пробормотал первый из магов.

— Иногда так и есть, если действовать — значит принимать участие в ваших сварах. Ты забыл, Байяз, что я уже видела подобное прежде, и не раз, и все это мне кажется утомительным. История повторяется. Брат идет на брата. Как Иувен сражался с Гластродом, как Канедиас сражался с Иувеном, так и Байяз сражается с Кхалюлем. Люди мельчают в большом мире, но ненависти не становится меньше, а милосердия — больше. Закончится ли это постыдное соперничество точно так же, как и остальные? Или будет хуже?

Байяз фыркнул.

— Не делай вид, что тебе все равно — иначе ты не отошла бы хоть на десять шагов от своей постели.

— Мне все равно. Я не спорю. Я никогда не была такой, как ты или Кхалюль или даже как Захарус и Юлвей. У меня нет непомерных амбиций и бездонного высокомерия.

— Это правда. — Байяз с грохотом бросил вилку на тарелку. — Только непомерное тщеславие и бездонное безделье.

— У меня мелкие пороки и мелкие достоинства. Великие планы по перестройке мира по своему желанию никогда меня не интересовали. Меня всегда устраивал тот мир, какой есть, так что я гном среди великанов. — Ее глаза под набухшими веками внимательно оглядели гостей одного за другим. — Но только гномы никого не топчут.

Джезаль закашлялся, когда ее проницательный взгляд упал на него, и внимательно занялся «резиновым» мясом на тарелке.

— Долог список тех, через кого ты переступил в погоне за своими амбициями, разве не так, дорогой?

Досада Байяза начала давить на Джезаля, как тяжелый камень.

— Не нужно говорить загадками, сестра, — прорычал старик. — Я бы хотел услышать смысл.

— Ах, я и забыла. Ты всегда говоришь напрямик и не терпишь никакого обмана. Так ты мне сказал — сразу после того, как пообещал никогда не бросать меня, и перед тем, как оставил меня ради другой.

— Это был не мой выбор. Ты несправедлива ко мне, Конейл.

— Я несправедлива? — прошипела она; теперь ее гнев давил на Джезаля с другой стороны. — Как, брат? Ты не уезжал? Не нашел другую? Не украл у Делателя сначала секреты, а потом дочь? — Джезаль съежился и сгорбился, чувствуя себя орехом в щипцах. — Толомея, помнишь ее?

Байяз нахмурился еще больше.

— Я совершал ошибки и до сих пор расплачиваюсь. Дня не проходит, чтобы я не вспоминал о ней.