Потянувшись, я коснулась его губ своими, ища успокоения. Мы покорились потоку энергии, окружавшему нас, как будто питая его, мы рассчитывали его насытить. Мы начали целоваться медленно и нежно, касаясь друг друга языками, и вдруг я услышала неподалеку безошибочный звук характерного покашливания. Я обернулась через плечо. Женщина в крайнем кресле внимательно смотрела на нас. С виду это была бодрая дамочка из южанок, с обильной косметикой и взбитыми волосами, выкрашенными в яркий блонд.
Возможно, мы и в самом деле вели себя некрасиво, целуясь взасос в тесных креслах набитого самолета. Но мне было все равно. Если бы Мэтт попросил меня, я была готова раздеться догола прямо здесь.
Я улыбнулась ей. С выражением лица: «Все с вами ясно», она подняла глаза к небу и улыбнулась в ответ.
Мэтт казался вымотанным. Найдя мою руку, он крепко сжал ее, опустил голову на спинку кресла и закрыл глаза. Я взяла свой стаканчик с откидного столика и допила его в три больших глотка. Было очень вкусно, и алкоголь подействовал на меня почти мгновенно. Я положила голову Мэтту на плечо и заснула.
– Я забыла спросить, а как мы доберемся к твоей маме?
– Она встретит нас, – ответил Мэтт, выцепляя мой фиолетовый чемоданчик с багажной ленты.
Когда мы вышли из здания аэропорта Лос-Анджелеса, к нам подъехал коричневый минивэн. Мэтт открыл скользящую боковую дверь и раскинул руки:
– Мама!
Она счастливо просияла:
– Маттиас, я так скучала! Давайте забирайтесь скорей.
– Мам, это Грейс, – сказал Мэтт. Я, волнуясь, стояла рядом, пока он грузил вещи в машину.
– Грейс, я столько слышала о тебе. И так рада наконец увидеть. Меня зовут Алетта, – она потянулась, обернувшись из-за руля, и пожала мне руку. Она говорила с легким греческим акцентом. Хрупкая, тонкокостная, с резким, но красивым лицом и таким же безукоризненным носом, как у Мэтта. В ее темных волосах мелькали седые пряди, и на ней был тонкий длинный шарф, обмотанный вокруг шеи столько раз, что напоминал ворот свитера.
– Рада познакомиться, Алетта.
Мэтт сел на переднее сиденье, а я сзади, посередине. Вместо третьего ряда кресел, обычных для минивэна, там лежала куча разных материалов и инструментов для рукоделия, включая большой металлический гончарный круг.
– Маттиас, мне только что удалось раздобыть это колесо за копейки. Но мне нужна твоя помощь, чтобы разгрузить его в Лувре, – оно тяжелое, мне самой не справиться.
– Конечно, мам.
Она взглянула на него и широко улыбнулась:
– Что, больше не мамочка? Мой сын стал слишком взрослым, чтоб называть меня мамочкой?
– Мамочка, – отозвался Мэтт писклявым детским голосом.
– Дурачок.
Видно было, как легко им друг с другом. Хотела бы я так же общаться со своей мамой.
– Грейс, Маттиас говорил мне, что ты музыкант?
– Да, я занимаюсь музыкой.
– Ты играешь на виолончели?
– Да. Я могу играть и на других инструментах, но на виолончели получается лучше всего.
– У папы Мэтта дома стоит роскошный рояль. Ты должна поиграть на нем, когда вы пойдете туда в гости. Чертовски жаль, что такой прекрасный инструмент вынужден всю жизнь выполнять роль обычного предмета мебели.
– Точно, – поддакнул Мэтт.
– Может быть. Я подумаю, что бы такое сыграть, чтобы всем понравилось, – не могу сказать, что мне понравилась эта идея. Из того, что я слышала про семью Мэтта, можно было сделать вывод, что они окажутся суровыми критиками любого искусства.
Вскоре мы въехали в узкий длинный проезд возле маленького прелестного бунгало, с крышей из дранки зеленого цвета и красно-коричневыми двустворчатыми ставнями.
Дворик перед домом выглядел как английский сад с кустами по пояс, но кусты были аккуратно выстрижены и не казались дикими зарослями. Воздух был прохладным, но ничего похожего на нью-йоркский мороз.
– Тут так красиво, – сказала я, ступив на дорожку.
– Теперь, когда мальчики выросли, у меня полно времени, чтобы возиться в саду. – Алетта отперла дверь, по обеим сторонам которой висели бронзовые лампы. – Входи, Грейс, я покажу тебе вашу комнату. Маттиас, оттащи, пожалуйста, это колесо.
Мэтт побежал обратно к машине, а мы зашли в дом.
Я не знала, чего ожидать. Она собиралась подвергнуть меня допросу третьей степени или зачитать свод правил поведения в этом доме? Я нервничала и чувствовала себя не в своей тарелке. Мы зашли в гостевую спальню, и Алетта тут же распахнула настежь окно, чтобы впустить свежий воздух – точно так же всегда делал Мэтт, входя в комнату. Они были так похожи – плавными изящными движениями, легкими характерами. Интересно, что же Мэтт унаследовал от отца? И унаследовал ли хоть что-то?
Она подошла ко мне и обхватила за плечи. Я втянула живот.
Она тепло улыбнулась.
– Не нервничай ты так. Я хотела улучить минутку, чтобы сказать тебе – Мэтт кажется таким счастливым в последнее время, и я думаю, что это связано с тобой.
– Да? – я старалась казаться спокойной.
– Ну, и я хотела сказать – добро пожаловать.
Я поставила свой чемоданчик и заметила, что она принесла сюда же сумку Мэтта.
– Большое спасибо, что пригласили меня, Алетта. Я правда очень рада, что Мэтт смог взять меня с собой на праздники.