«И вы ему сразу поверили?» – спросила Макензи.
«Чёрта с два. Наоборот, я очень разозлился, что он придумал такую небылицу. Но потом он показал мне свой телефон. В нём были сообщения и фотографии. Я возненавидел его за это. Я возненавидел
«Вы кому-нибудь говорили об этом?»
«Нет. Чёрт возьми, я не знал, как поступить. Если бы я вывел его на чистую воду, репутация церкви была бы навеки испорчена. Кроме этого, сам молодой человек попросил меня
«Поясните».
«Парень хотел закончить их связь, а Вудалл сказал ему, что если тот перестанет с ним встречаться или расскажет кому-нибудь о том, что между ними происходит, он начнёт распускать о нём всякие слухи. Ещё в сообщениях было что-то о принуждении к сексу. Возможно, речь шла не об изнасиловании, но… О, Боже, как это всё ужасно».
«Вы верите этому парню?»
Эрик кивнул. Слёзы бежали по щекам и капали на пол: «Я рад, что вы пришли. Боже, мне нужно было с кем-нибудь поделиться и…»
Он проглотил рыдания и опустил глаза к полу.
«Мистер Кроуз,.. прошу вас понять, что мне придётся поговорить с этим молодым человеком».
«Я не могу дать вам его имя. Я не могу…»
«Мистер Кроуз,.. пастор Вудалл – уже третий священник, жестоко убитый за последние восемь дней. Это дело рук серийного убийцы. И мы не знаем, кто может стать следующей жертвой. Я должна использовать все возможности. Я не могу игнорировать необходимость беседы с мальчиком, который мог быть жертвой последнего убитого. Я не хочу перекладывать на вас вину, но если вы откажитесь назвать его имя, вы затормозите расследование, а это может привести к новым смертям».
«Крис Марш», – с болью в голосе прошептал Эрик, а потом издал измученный стон, который был громким, как крик.
За этим звуком последовал шум шагов его жены. Она бежала по коридору, на ходу выкрикивая его имя. Добежав до кухни, она с ненавистью посмотрела на Макензи.
«Что случилось?» – чуть не крича на неё, спросила женщина.
«Она не виновата, – выдавил из себя Эрик. – Боже, я должен… я должен тебе кое-что рассказать».
Лучшего времени, чтобы уйти, сложно было придумать. Макензи поблагодарила Эрика за помощь, но в агонии он едва ли её слышал. Макензи тихо вышла из дома. Когда она шла к двери, жена Кроуза недружелюбно махнула ей на прощание.
Захлопывая парадную дверь, Макензи увидела, как десятилетний мальчик тихо пробирается по коридору, чтобы узнать, почему так громко кричит отец.
В любом случае, этого крика было достаточно, чтобы укрепить в Макензи решимость разобраться в этом деле.
Спусковым крючком для неё послужил образ смущённого мальчика, идущего по коридору на крик отца, вызванный ужасами, о которых он не знал, и которые он не сможет понять. Мальчик даже не заметил, что Макензи увидела его, но его образ глубоко засел в её сознании, пока она сбегала по ступеням крыльца дома Кроузов, чтобы вернуться в машину.
Когда она оказалась внутри, в кармане завибрировал телефон. Она достала его, и сердце затрепетало от радости, когда на дисплее высветилось имя Эллингтон
.Она с облегчением взяла трубку, надеясь, что голос не выдал её настроения: «Ты обо мне
«Конечно, не забыл».
«Кроме шуток, – сказала Макензи. – МакГрат так быстро выгнал тебя из города. Он даже не рассказал мне, куда тебя отправил. Что там у тебя за дело?»
Она была в машине, заводила двигатель, но даже его шум не заглушил глубокий вздох Эллингтона: «Да, я так и понял, что он переложит всё на мои плечи».
«Что это значит? Эллингтон, что происходит?»
«Вчера рано утром МакГрату позвонили из Омахи, нашего отделения в Небраске. Там один из агентов сотрудничает с частным детективом, который не работает на полицию, и…»
«Ты говоришь о Кирке Питерсоне?» – перебила его Макензи.
«В новом деле, связанном с убийством твоего отца, появились зацепки».
«Чёрт, Эллингтон».
«Я знаю, прости. Послушай… Я думаю, он поступил правильно, когда сообщил об этом не тебе, а мне. Я уже возвращаюсь. Зацепка была слабой и, по сути, ни к чему не привела. Однако хорошо, что я сюда приехал. Давай признаем, у меня нет личной привязки к этому делу, а тебе лучше было остаться в Вашингтоне и заниматься текущим расследованием. Мне жаль, что он ничего тебе не рассказал, это паршиво, но и часа не пройдёт, как ты поймёшь, что это было правильным решением».
«Тогда и разговор этот надо было начинать через час», – резко ответила Макензи.
Самое обидное заключалось в том, что Эллингтон был прав. Это
«Давай продолжим, когда я вернусь. Я закончу здесь всё к вечеру, а может, и раньше. Думаю, что вернусь в Вашингтон завтра к обеду».
«Это так нескоро», – сказала Макензи. Ей не понравилось, как просто и по-детски прозвучала фраза.
«Ты права, – сказал Эллингтон, – но я клянусь,.. что ты ничего не пропустила. Я дам тебе ознакомиться с материалами дела, когда вернусь. Более того, я дам тебе их просмотреть, прежде чем передам МакГрату».