Именно в это мгновение он
«Присаживайтесь, Тревор, – сказал он, закрывая дверь. – И давайте поболтаем».
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Вечером Макензи неторопливо шла к бару «Курятник Реда». Раньше она была здесь лишь однажды, в свою первую неделю в Куантико. Тогда она пришла, чтобы в одиночестве выпить мохито. Сейчас она смотрела на бар с ещё большим страхом: у неё было странно неспокойно на душе, и она знала, что следовало бы прислушаться к интуиции, но она, сама не зная почему, всеми силами этому противилась.
Макензи вошла внутрь, прошла мимо администратора, улыбнувшись ей и помахав рукой, и направилась прямо к барной стойке. Когда она заметила Эллингтона, странное беспокойство усилилось, не давая ей ступить и шагу вперёд. Она не должна быть здесь. Она не должна этого делать. И пусть Эллингтон убеждал её, что их встреча связана исключительно с работой, и она в
Он помахал ей рукой и шутливо постучал по спинке соседнего стула. Макензи подошла ближе и с радостью отметила, как много людей собралось в баре. Шансы на то, что их встреча превратится во что-то неподобающе-романтическое, сводились к нулю.
«
Она и сама не знала. Она
«Трудный день?» – спросил он.
«Бывали и лучше, – ответила Макензи. – Спасибо за то, что предупредил о встрече с МакГратом».
«Обращайся в любое время. Я слышал, как чертовски мало времени вам дали. Всего сорок восемь часов?»
«Фактически осталось тридцать восемь, поэтому… без обид, но давай сразу к делу. Зачем ты хотел меня видеть?»
Подошла официантка, вмешавшись в разговор. Они заказали выпить (крепкое пиво для Эллингтона и мартини для Макензи), и она стала ждать, когда он перейдёт к сути разговора. Это Эллингтон попросил о встрече за кружкой пива, и будь она проклята, если позволит ему растратить драгоценное время на пустую болтовню, когда от каждого вздоха зависела её карьера. Макензи казалось, что и сам Эллингтон не был любителем переливать из пустого в порожнее. Это было одно из качеств, которые ей в нём нравились.
«В общем, – наконец сказал он, – слухи о привлечении тебя к расследованию каким-то образом дошли до твоих однокурсников».
«Как?» – спросила Макензи.
«Не имею понятия. В ФБР подобными слухами можно уничтожить. Однако о твоём назначении не знал никто, кроме Брайерса, тебя, меня и заместителей директора. Лучшее, на что мы можем рассчитывать, так это на вариант о том, что кто-то подслушал наш первый разговор за кофе».
«Значит, теперь меня все ненавидят?» – спросила Макензи.
«Ненавидят? Нет. Завидуют? Возможно. О твоём прошлом знают все курсанты. Мне кажется, они всё понимают. И, тем не менее… как и сплетни, зависть – неотъемлемая часть карьерного роста в ФБР. И я не думаю, что кому-либо известно о том, что МакГрат дал тебе так мало времени на поиск преступника».
«Словно снова вернулась в старшую школу».
Эллингтон прыснул от смеха: «А на твоём старом месте работы разве было не так?»
Макензи вспомнила Небраску, Портера и Нельсона. И пусть Портер извинился перед ней до её отъезда, общее впечатление от их общения было неприятным. «Твоя правда», – подтвердила она и отхлебнула мартини.
«Кстати, о работе, – сказал Эллингтон. – Я хочу сказать, что я здесь исключительно, как друг».
«Даже так?» – спросила она.
«Да. Начальство до сих пор в сомнениях. Говорят, они считают, что не стоило и затевать этот эксперимент. Они не уверены, что тебе была дана верная психологическая оценка. Они думают, что после дела «Страшилы» ты
Макензи едва сдержала улыбку. В первые две недели в Куантико она
«Со мной всё в порядке, – сказала Макензи. – Никаких плохих мыслей. Никаких кошмаров». При слове «
«А ты бы могла ответить по-другому?» – спросил Эллингтон.
«Нет».