Странно, что в этих краях остались еще какие-то не восстановленные церкви. Мне казалось, что в начале века РПЦ реконструировала все развалины с крестами, до которых смогла дотянуться. Но эта стояла в какой-то совсем заброшенной деревне, сюда даже не просочился асфальт. Наверное, потому и церковники сочли этот объект бесперспективным. Мы крались по старому погосту мимо ржавых крестов, которые торчали из почти сровнявшихся с землею холмиков. Юрка уверенно шел дальше – к самой церкви. Мы поднялись наверх по узкой винтовой лестнице, кирпичи которой тревожно шатались под ногами. Где-то приходилось переступать через две–три отсутствующие ступени. Мы карабкались на звонницу. Там, куда нам удалось добраться, лет сто пятьдесят назад стояли люди в черных одеждах и звонили в колокола. Сейчас здесь росла высокая полынь, шершавая тимофеевка и даже маленькие березки.
Вместо луковичного купола над головой распахнулось ветхое небо, тут и там проколотое блекнущими звездами. Заметно светало. Горизонт раскалялся огнем, пока что холодным, но обещавшим уже через несколько часов стать настоящим полуденным жаром. Земля с высоты выглядела абсолютно живым существом, покрытым густым мехом леса, сквозь который прорезалась речная вена.
— Сюда я прихожу по вечерам и рисую закат, – сказал Юра, как будто не мне.
— Почему не восход? По–моему, восход здесь тоже чудесный! – восторженно всплеснула руками я.
— Потому что закат.
Он вытащил откуда-то туристическую пленку. Мы сели на нее рядышком. Я сползла вниз и уложила голову ему на колени. Мы молча смотрели, как прямо навстречу нам выплывает солнце.
Когда его сияющий бок уже явственно показался над горизонтом, Юра наклонился и поцеловал волосы на моем виске.
— Пойдем, – прошептал он.
:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
Юрка оказался реально приятным мужиком. У меня даже в какой-то момент возникли угрызения совести, намекавшие, что не очень-то хорошо использовать его втёмную. Когда он на следующий день, посиневший от холода, но гордый своей добычей, положил передо мною, должно быть, последнего выжившего в Нерли рака, я уже подумывала отказаться от своей затеи. Когда он, пропахав собою половину песчаного берега озера, «поднимал» и «вытягивал» совершенно безнадежные мячи в пляжном волейболе, а потом победоносно косился в мою сторону, мне хотелось обнять его и погладить по макушке.
Я видела, как завистливо перехватывают его взгляд другие тетки, и понимала, что мне как-то нереально «дуриком» свезло, и я привлекла внимание мужского экземпляра, до которого есть дело большей части женского населения «Усадьбы «Курганы».
И как это я раньше не замечала, что у нас в пансионе, оказывается, есть свой «первый дедушка на деревне»? Наверное, если бы я заранее осознавала ценность трофея и уровень конкуренции, я бы не решилась так легкомысленно и спонтанно притязать на него. А даже если бы и решилась, ничего бы у меня не вышло. Лучше всего нам удается решать задачи, которые мы считаем несложными и по плечу, даже если на самом деле все гораздо сложнее. Стоит только вообразить что-то «мегатруднодоступным» и «почти невозможным», как это тут же таковым и становится.
Когда Юрка после ужина постучал мне в дверь и позвал на «узкий» костер «только для друзей», я совсем растрогалась. Но все-таки поборола эту старческую сентиментальность и методично принялась готовить Юрика к отведенной ему роли слепого орудия шпионажа.
«Узкий костер» был весьма представителен. Когда мы с Юрой, как пара припозднившихся юных влюбленных, нарисовались у костра, на нас понимающе посмотрели: Натка, Алла Максимова, тот самый ужасный Димон и двое его товарищей, с которыми у меня случилась первая силовая стычка на почве литературной критики.
Торжествующе–плотская Натка колдовала с пакетом еды, командуя всеми низким грудным голосом. Димон вовсю ухаживал за Аллочкой: обрызгивал ее средством от комаров и подсовывал ей под попу самое сухое бревнышко. Очевидно, именно ревностной защитой ее творчества Димон и снискал такое расположение у вернувшей себе былой авторитет примарайтерши. Оказалось, что Димон и мой Юрка – друзья. И Юрки в числе мужиков, с кулаками отнимавших у меня рукописи наших пансионных писателей, не оказалось по чистой случайности. Теперь это все, конечно, стало предметом шуток. Меня уже никто не боялся. Все поняли, что больше я никого критиковать не буду.
И хотя инцидент был исчерпан, темой для разговоров он остался.
— Соня, ну скажи теперь, неужели же мы такие страшные и так сильно тебя запугали? – пьяно смеялся Димон, подмигивая Алке.
— И как же это ты неделю жила в лесу без удобств? – подключилась к беседе Алла.
— Чудесно я прожила эту неделю, – усмехнулась я. – За эту неделю я стала совершенно другим человеком. Честное слово.
— Да ну! – протянула Натка, нанизывая на шампуры мясо.