Прежде чем ты уснёшь

— Я знаю одну женщину, — говорит Валь Брюн, — которая десять лет была замужем за человеком, каждый день говорившим ей, что он ее любит, потому что она его об этом просила. Эта женщина думала, что у нее хорошая, а главное, надежная семья, пока однажды не нашла в кармане его куртки, за порванной подкладкой, фотокарточку голой женской груди. Она вовсе не собиралась, как говорится, производить обыск, она ни в чем не подозревала своего мужа, она просто искала квитанцию из химчистки, а вместо этого нашла фотокарточку голой женской груди. Ни лица. Ни имени. Ничего. Внизу была надпись зеленой тушью: «Я жду тебя!»

— Вот как раз о таком неопровержимом доказательстве я и говорю, — бормочет Торильд и коротко смеется.

— Можешь сфотографировать мою грудь и положить снимок Арвиду в карман куртки, — предлагает Валь Брюн.

— Что? — переспрашивает Торильд, поворачиваясь к Валь Брюн.

— Можешь сфотографировать мою грудь и положить снимок ему в карман куртки, — повторяет Валь Брюн. — А потом у него на глазах достанешь фотографию, посмотришь на нее глазами, полными ужаса, сунешь карточку ему в нос и спросишь: «Это что такое, черт побери?» Вот тогда ты увидишь, что правда на твоей стороне. Понимаешь? Успех гарантирован. Ни одному мужчине не придет в голову, что жена сама подкладывает ему компромат, чтобы потом упрекнуть его в неверности, смешать с грязью и выставить из дома, возможно, обрекая его тем самым на вечные муки совести.

— Да, бедняжка Арвид, нелегко ему придется, — говорю я. — Представляю, как Торильд стоит перед ним, вся дрожа от праведного гнева, с фотографией голой женской груди, которую она нашла в его кармане. Что он на это скажет? «Да я первый раз в жизни вижу эту фотографию!» Так и скажет? «Это не мое!» А может, так: «Я понятия не имею, чья это грудь!» Вот дурак. Отпирается до последней секунды. Не сдается. Нет, чтобы раз в жизни сказать правду. После всех лет, проведенных вместе Арвид и Торильд — и вдруг такое. Короткая мучительная сцена: «Я не изменял тебе, Торильд, это не то, что ты думаешь».

— Бедный Арвид, — говорит Торильд.

— Прекратите, — говорит Жюли.

— Успокойся, — отвечает Валь Брюн. — У каждого свои переживания, дай нам немножечко повеселиться.

— А что было дальше с той женщиной, которая нашла фотографию? — спрашиваю я.

— А, ты про нее, — вспоминает Валь Брюн. — Ее муж даже не стал отпираться, когда она предъявила ему снимок, — сказал только, что у этой женщины есть и лицо — лицо, без которого он не может жить, что ее зовут… а впрочем, это не имеет значения… что он думает о ней каждую секунду… даже когда занимается любовью с женой, «причем тогда — особенно», сказал он; и, раз нарушив молчание, этот неверный муж уже не мог остановиться и в конце концов объявил жене, что хочет прожить остаток жизни с другой женщиной. И что он уже упаковал свой чемодан. Отчаянно рыдая, жена спросила только: «Когда же ты успел упаковать чемодан?»

Зачем она об этом спросила? Боже праведный, зачем люди сами причиняют себе такую боль? — говорит Валь Брюн и продолжает: — «Чемодан я упаковал еще десять лет назад, дорогая, — отвечает неверный муж, и я вижу легкую улыбку у него на губах. — Ровно через четыре месяца после нашей свадьбы. То есть тогда я начал его упаковывать. Мало-помалу. Я делал это каждый раз, когда ты валялась в кровати в своей любимой уродливой вязаной кофте и сквозь зубы отдавала мне приказания — принеси стакан молока, принеси яблоко, принеси чипсы. Каждый раз, когда ты обнимала меня за шею, а я читал книгу, или слушал музыку, или просто смотрел в окно, ты обнимала меня за шею, шепча: "О чем ты думаешь? Ну о чем ты думаешь?" И каждый раз я заставлял себя придумывать ответ, который удовлетворил бы тебя: "Я думаю о том, как мы проведем отпуск", или "о том, как мы здорово сходили на прошлой неделе в кино", или "о том, как тебе идет это платье", или "о том, что нам следует покрасить кухню в желтый цвет", — потому что ты всю жизнь хотела что-нибудь переделать, тебе всегда все не нравилось. Я собирал вещи, когда ты ела чернослив, — какого черта, ты его не ела, ты пожиралаодну черносливину за другой — и чавкала! Каждый раз, понимаешь, каждый раз, когда ты что-то такое делала, я клал в чемодан еще одну вещь. Трусы, рубашку, носок, еще носок, шелковый галстук, свитер… И чем больше… как бы это сказать? Чем больше ты меня раздражала, тем больше красивых вещей клал я к себе в чемодан. Если ты кашляла всю ночь напролет, я клал туда свитер. После каждого "о чем ты думаешь?" я клал туда галстук. После каждой черносливины — по носку. Когда ты заставляла меня заниматься любовью, как обычно, не спрашивая, хочу я того или нет, — я клал туда рубашки. А иногда, когда я чувствовал твой запах на своих руках, я клал туда целый костюм».

— Да, за десять лет можно собрать большой чемодан, — говорит Торильд.

— Под конец у него накопился целый сундук, — говорю я.

— Целый контейнер, — прибавляет Валь Брюн.

— Прекратите, — просит Жюли.