Прежде чем ты узнаешь мое имя

Так что мы живем по этому новому распорядку уже целую неделю. Наши разговоры разносятся по всему дому, а когда он уходит на целый день в школу, я счастлива здесь одна, просматривая его книги, написанные людьми, чьих имен я почти не знаю. Ницше, Сартр, Юнг.

И некто по имени Кьеркегор, который сказал: «По сути своей, все начинается с ничего и поэтому может начаться в любой момент».

Мне нравится, как звучит эта фраза, и я почти понимаю ее значение.

Когда мистер Джексон приходит домой с продуктами и пивом, мы готовим ужин, немного выпиваем, а потом он фотографирует меня как-то по-новому.

– Это не порнография, – говорит он в один из таких вечеров, когда просит меня положить руку между ног. – Расслабленно, вот так.

Возможно, на этот раз он уловил мою нерешительность, замешательство по поводу того, к чему это может привести.

– У порнографии есть своя цель, свои достоинства, Алиса. Не позволяй консервативной болтовне этого города запудрить тебе мозги. Хотя то, что мы делаем, к этому не относится. Речь идет о том, чтобы показать миру, как ты живешь в своем сильном и красивом теле. Все невероятные вещи, которые ты можешь заставить его делать.

Позже мистер Джексон показывает мне несколько видеороликов на своем ноутбуке, которые называет достойной порнографией. Женщины и мужчины обвились вокруг друг друга, задыхаясь, и выглядя по большей части так, будто им больно.

– Агония и наслаждение могут выглядеть одинаково, – говорит он мне, когда я пытаюсь ему это сказать. Это правда, потому что я не вижу разницы, не могу понять, боюсь я или каким-то образом открываю новые грани в себе самой, наблюдая за разворачивающимися сценами. Я знаю, что сама хочу смотреть на это, и знаю, что становлюсь мокрой, пропитываясь тем, что вижу на экране. Я испытываю противоречивые чувства от увиденного, от того, как оно одновременно ужасает и возбуждает меня.

Одно мне известно наверняка, – то, что мистер Джексон показывает мне, я уже не смогу забыть. Но, поскольку ночью он снова оставляет меня одну, я никак не могу понять, чего он ожидает от меня в этом новом манящем мире.

* * *

Позже я пойму, чего он хотел добиться, заставляя меня ждать. Ему нужно было знать, что мне можно доверять, убедиться, что он в безопасности. Как будто моя безопасность вообще не играла никакой роли.

В ночь прощания с работой Руби ловит себя примерно на такой же мысли. Весь вечер Эш держался от нее на расстоянии, по другую сторону бара, так что всю вечеринку она искала его, совсем забыв, что праздник был устроен в ее честь и едва замечая каждое «Я буду скучать по тебе» или «Помнишь, когда…», которое ей говорили. К одиннадцати часам ее затошнило, не от дешевого шампанского, а от узла горечи в животе, и она, извинившись, пошла домой в слезах. Как Эш мог так игнорировать ее? Эта была единственная ночь, когда никто не заподозрил бы, что между ними что-то есть, потому что все в агентстве обнимали ее, признаваясь в своей любви. Но он все равно держался от нее на расстоянии.

Эш появился в ее квартире двадцать минут спустя.

– У меня есть полчаса, – сказал он, взглянув на часы. Как будто тридцать минут могли компенсировать целую ночь, которую она потеряла, дожидаясь встречи с ним. Когда он уходит, заказав Uber с ее телефона – «Просто на всякий случай», – она думает, а не спланировал ли он это с самого начала? Хотел ли он посвятить ей хотя бы одну ночь, сделать так, чтобы она почувствовала себя в безопасности? Или речь шла всегда только о нем?

Конечно, она знает ответ на этот вопрос. Мы обе знаем. Только нам потребуется еще несколько недель, чтобы понять, чем действительно грозит связь с такими ветреными мужчинами.

Семь

Это происходит во время одного из последних больших снегопадов. Мистер Джексон поздно возвращается домой из школы, на его плечах и волосах лежат небольшие хлопья. Мы оба стоим в дверном проеме и смотрим, как снежинки прокладывают свой путь к земле. Один за другим зажигаются уличные фонари. От их сияния кажется, будто звезды падают с неба. На мне нет куртки, и мистер Джексон обнимает меня, притянув к себе. Не знаю, стоим мы там несколько минут или часов. Я знаю только, что дрожу, и он тоже, когда поворачивается ко мне лицом.

– Алиса?

Он целует меня нежно, вопросительно. Я пытаюсь ответить ему в губы, но внезапно становлюсь такой же крошечной, как кружащийся вокруг снег. Я разрываюсь на части, когда он затаскивает меня внутрь, закрывает дверь. Его губы все еще прижаты к моим, пока мы, спотыкаясь, направляемся к дивану.

Мы вот-вот упадем, когда он прерывает поцелуй и смеется, внезапный, неловкий звук, который отражается от стен и увеличивает расстояние между нами.

– Господи. Каким клише я стал.