Прежде, чем умереть

Дружба — такое простое и тёплое слово, произносишь, и будто шерстяной плед на плечи ложится, мягкий, шелковистый. Ты кутаешься в него, не подозревая, что он кишит чумными вшами. Нет ничего подлее дружбы. Её воспевают в героических эпосах, про неё слагают стихи и песни, распространяя эту заразу вокруг. По мне так куда достойнее было бы прославлять рабство, там, по крайней мере, всё чётко и честно. А что такое дружба? Доверие, взаимовыручка, самопожертвование? Сам погибай, а товарища выручай — вот он, краеугольный камень подлости. Простой пример — кабацкие тёрки, двое против десяти, один из пары друзей нарвался и оказался в заднице окружённый толпой жаждущих крови мордоворотов. Но второй не спешит ему на выручку, отчётливо видя предсказуемый финал. Вот кто-то из десяти уже достал нож, другой — разбил бутылку о стол. Окружённый оборачивается, призывно смотрит на друга, а тот бочком-бочком и к выходу. Подло с его стороны? Ещё бы, кинул кореша, как последняя проблядь. И охуевая от такого поворота, кинутый уже щупает кишками перо, а в глазах растерянность и непонимание — «А как же наша дружба?! Я доверял тебе!», хрип, стоны, темнота. И у человека, не обделённого логическим мышлением, тут должен возникнуть вопрос: «А чего ты, собственно, ждал? Самопожертвования? Так вот же оно. Ты умираешь, он — твой друг — продолжает жить. Возрадуйся! Что, не угадал? Ты хотел самопожертвования от него? Вот в чём дело... А схуя ли? Он должен был подохнуть с тобой за компанию? И тебя бы это порадовало? Должен был хотя бы попытаться помочь? Но ведь ты бы постарался отговорить его, кричал бы „Беги, я их задержу!“? Кажется, так поступают друзья. Но нет, вот ты лежишь в луже крови и совсем приуныл, потому что друга нет рядом, а ты на него рассчитывал. Ты хотел использовать его, а вместо этого он поимел тебя». Таков конец любой дружбы, и иного быть не может по определению. По крайней мере, между двумя равноценными личностями. В противном случае, это уже подчинение со взаимодействием «хозяин-питомец» — мерзкий суррогат раболепия и неразделённой любви, который зачастую ошибочно принимается за дружбу. Но даже он мене подлый.

Перед муромскими воротами стояли два танка и пяток БМП с задраенными люками. Ядовитое облако давно осело за стеной, солнце показалось над лесом, но Легион не спешил с началом штурма.

— Долго ещё ждать? — опустил я бинокль и подошёл к Павлову, с блаженным видом занимающемуся набивкой магазинов. — Семь утра, а вы не чешитесь.

— Как только прикажут, так сразу, — невозмутимо ответил тот. — Горит?

— Да, триста шестьдесят золотых ляжку жгут, только вот чужую, а хотелось бы, чтоб мою.

— За бомбу?

— За красивые глаза.

— А чего сразу не рассчитались?

— Хотят удостовериться, что не фуфло подсунули. А для этого надо войти в город и засвидетельствовать, что его покрывает достаточное количество качественных трупиков муромчан. Не понимаю, чего они тянут. Из-за стены ни звука, ни движения.

— Успокойся, Легион по счетам платит. Иначе за нами бы не шли.

— Очень надеюсь.

— А дружок твой где?

— Помериться хочешь? — поправил я хозяйство.

— Я про Стаса, — пояснил лейтенант свой дурной каламбур.

— Он мне не дружок, а партнёр. Деловой партнёр, если понимаешь, о чём я.

— Отчего же не понять?

— Ну, не знаю, я до сих пор среди легионеров ни одной бабы не заметил. Может, вы того, неделовое партнёрство у себя развели. Так вот тут всё иначе.

— У нас есть женщины, — усмехнулся Павлов, продолжая набивку магазина. — Просто, они обслуживанием занимаются, а не строевую службу несут.

— Тебя хоть чем-нибудь можно пронять?

— В смысле?

— Какого хера ты такой спокойный? Я тебя практически пидором назвал, а ты скалишься и терпеливо объясняешь. Тебе в питьё что-то добавляют или внутривенно подпитывают? Вас ведь с Сатурном в одной лаборатории делали, но он сейчас попытался бы мне что-нибудь оторвать, прежде чем ответить.

— Пожалуй, — кивнул Павлов. — Старшие Братья — ходячий тестостерон, их такими задумали.

— А вас — нет?

— Профиль другой, — пожал лейтенант плечами. — Наше дело — красться в темноте, лежать часами без движения, глядя в прицел. Но я слышал, что первые образцы диверсантов не отличались психологической стабильностью. Генетика — штука непростая.

— Первые образцы?

— Да. Как и в любом серьёзном начинании, тут не обошлось без проколов.

— А что с ними стало, с этими первыми образцами?

Павлов оторвался от своего медитативного занятия, приподнял очки и уже раскрыл было рот, как чёртов ходячий тестостерон, обладатель почётного титула «Этосекретнаяинформация» вылез из палатки и бесцеремонно вклинился в наш размеренный диалог:

— Лясы точите? — перевернул Сатурн пустой цинк и придавил его своей мускулистой задницей.

— Если отвечу, ты уйдёшь обратно? — поинтересовался я, лелея призрачную надежду.

— Не, мою крошку уже до дыр затёр. Если почищу ещё раз, она рассыплется.

— Так потри что-нибудь ещё.

Сатурн насупился и выпятил нижнюю губу:

— У тебя очень грязный рот. Даже когда из него вылетают обычные слова, они замараны.

— Может, дело в твоих ушах? Ты об этом не думал?