Президент

— У морпехов своя задача, — сказал Шторм, — поэтому сделаем по-другому… За меня остается Путин, а я иду с вами вниз. — И к Путину: — Владимир Владимирович, после того как мы внизу завяжем драку, вы с морпехами, а они с маяками, и Виктор спускаетесь в ущелье и уничтожаете вертолет. Возможно, это будет единственной приманкой, на которую клюнут ребята из подземелья. А сейчас разбираем снаряжение… Айвар, к тебе просьба: проверь у хлопцев снараяжение, чтобы ничего здесь не забыли и все было под рукой… И проверьте ножи и глушители на стволах… Махмут идет с Гулбе, я с Воропаевым — на северный створ…

«Не до конца доверят старик Воропаеву, — подумал Путин, но тут же перешел на другое. Ему показалось, что слишком прост план Шторма, что он какие-то детали не учитывает. — А что, если там, внизу, кроме блокпостов еще человек десять охраны? И не исключено, что все пространство контролируется телемониторами, которых сверху не видно, но которые наверняка в распоряжении боевиков имеются. Да, но всего все равно не учтешь, и, может, полковник прав, отбросив сложные варианты, остановился на одном… примитивном, но, возможно, единственном… А почему он упомянул о ножах, неужели и впрямь они их пустят в ход, превратив всю операцию в обыкновенную резню? — эта мысль особенно занимала президента. — Но какая разница — ножом или пулей… Ведь можно и сковородой прибить, в конце концов, простым кулаком вышибить у человека мозги…»

Шаги затихли, цикады в ближайших кустах на время умолкшие, вновь затрещали и эта трескотня не была надоедливой. Она, как ни странно, успокаивала, превращаясь в своеобразный релаксатор.

Ему показалось, что на скале он остался один, хотя это было не так. Просто каждый был в своей непроницаемой скорлупе одиночества. Щербаков, в метрах трех от него, сидел, прислонившись к тонкому стволу боярышника, на который еще днем он обратил внимание. Виктор Шторм тоже был где-то поблизости, и, видимо, сейчас ему нелегко, беспокойство за отца, конечно же, его тревожит… Тут же, чуть ли не свесив ноги в ущелье, находились морпехи… Интересно, о чем они сейчас думают? А о чем думаю я? Обо всем сразу, и в то же время ни о чем существенном, в голове какая-то мешанина… Ячневая каша, поставь ложку и она будет стоять, такая это каша густая… Что сейчас делают мои девчонки? Люся, наверное, не спит, молится или просит мироздание меня уберечь… А, может, я преувеличиваю свое значение в этом мире и все идет своим чередом, а мои дела и дела этих людей — не более, чем микроскопический эпизод в общей Системе? Если время дискретно… если ничто живое не вечно, то — есть ли смысл в том, что творит человек? Глупый вопрос: значит, есть, если человек задается таким вопросом… А мог бы я убить себе подобного ножом? Хорошо, что темнота, не видно лиц, одни тени и силуэты… А тебя, между прочим, учили стрелять по силуэтам. И на звук учили и на тень, и на огонек от сигареты…»

Он услышал как Щербаков уселся удобнее. Возможно, отсидел ногу. «А ведь он тоже сейчас, наверное, думает о своей семье, и наверняка прикидывает варианты исхода операции. В принципе, он мог бы не идти сюда, это его добрая воля, как, впрочем, и любого из нас… Тот же Воропаев, ему не терпится показать, что ТАМ он оказался случайно и что он СВОЙ, не предатель…»

…И как неожиданны были эти странные звуки, исходящие откуда-то снизу. Будто звук от вылетевшей из бутылки пробки — пэк, пэк… И справа послышались такие же звуки и Путин не мог, конечно, не понимать, что это за токката… Это, без сомнения, были выстрелы через глушитель. Он вытащил из карманчика наушник и вложил в ухо, напрягся… Но, боясь, что из-за грохота цикад — а после того как он сунул в раковину наушник, песни цикад действительно превратились в немыслимый грохот — он не услышит крика совы, он выдернул наушник и лихорадочным движением пальцев засунул его в карман. Поймал себя на мысле, что нервничает сверх меры… «Успокойся, — сказал он себе, — и помни, что бы ни свершалось, все идет на пользу вселенной…»

Он еще не слышал сигнала от Шторма, но уже понимал, что пролетит еще минута-другая и события приобретут совершенно иной темп. Он поднялся и, подойдя к морпехам, тихо спросил: «Вы готовы? Сейчас начинаем спуск. „ За ним, как тень, следовал Щербаков. «В чем дело, Владимир Владимирович? — спросил телохранитель, — Может, вы хотите попить?“ Но на этот неуместный вопрос президент не отреагировал.

К ним подошел Шторм-младший.

— Я не могу больше здесь торчать, — сказал он и все это правильно поняли. И его как будто услышал отец, ибо в ночи отчетливо, раз за разом, раздалось уханье совы. И что-то в этом кличе было тревожное, даже зловещее.

— Все надели очки и двинулись, — приказал Путин.

Морпехи поднялись и взяли в руки буи. Группа цепочкой направилась к южному спуску в ущелье. Путин шел первым и, как водится, считал шаги. А чем черт не шутит, может, этой же дорогой придется возвращаться и тогда каждый шаг будет на счету…