Президент и другие рассказы, миниатюры, стихотворения

Когда Бьянка вернулась в Беллинцону, викарий исчез, как выяснилось после осторожных расспросов, с миссией в Африку, тогда прошла и ее радость от игры на органе. Она не забросила орган и свои вечерние занятия в соборной церкви насовсем, но снова вернулась к игре на фортепьяно.

Через год отец пригласил ее в путешествие к водопадам в Игуазу на границе с Парагваем и Бразилией. Бьянка была поражена, даже заворожена этим зрелищем. А на обратном пути случилась автокатастрофа. «Швейцарский торговец Энрике Фаснахт, будучи за рулем своей машины», как писала аргентинская пресса, «при попытке избежать столкновения с грузовиком, который выехал на встречную полосу, свернул с шоссе, машина перевернулась и рухнула с обрыва, он был найден через несколько часов уже мертвым. Его дочь находилась на сидении рядом с ним, ее пришлось высвобождать из машины при помощи дисковой пилы, после чего она в тяжелом состоянии была доставлена в национальный госпиталь Посадаса».

Левая ступня Бьянки оказалась зажатой исковерканным металлом, и когда после длительных и мучительных манипуляций девушку извлекли из машины, в больнице ей пришлось ампутировать три маленьких пальца на ноге, к тому же врачи вели борьбу с заражением крови, которое произошло из-за контакта открытой раны со смазочным маслом.

Она провела в больнице больше месяца, ее мать прилетела из Швейцарии, чтобы посетить ее, но как только опасность для жизни дочери миновала, снова улетела, чтобы вернуться к своим обязанностям. В панихиде по своему отцу Бьянка не могла принимать участия, и ни мать, ни Роберто не захотели присутствовать при этом.

Бьянке все-таки повезло. Если не считать перелома двух ребер, ее тело не пострадало, ее плечи, руки и запястья все так же оставались верны Шопену. Она почувствовала необычайное облегчение, когда четыре недели спустя села за рояль в госпитальном кафе и обнаружила, что все еще способна играть. Потом фантомные боли утихли, но ей приходилось левой ногой ступать с большей осторожностью, это придавало ее походке некоторую неровность, правда, едва заметную, даже нажимать педали обеими ногами не представляло для нее особого труда.

Но гибель отца в автокатастрофе продолжала ее мучить. То и дело вставал перед глазами тот момент, когда на встречной полосе показался грузовик, пытающийся обогнать трактор, она слышала крик отца — «Проклятье!» — видела, как он рванул руль. И как она снова пришла в себя, мучаясь от боли, не в силах пошевелиться, и как она перестала ощущать свою зажатую искореженным металлом левую ногу, как она тогда из последних сил стала звать на помощь, и наконец, казалось, через бесконечное время она ясно поняла, что ее отец уже мертв, и что он был мертв потому, что хотел доставить ей радость этой поездкой, и что он ушел из жизни с криком проклятия, все это она переживала ежедневно и тем более еженощно, когда она лежала в больнице, ожидая выздоровления.

Сначала она оставалась одна в тесной палате интенсивной терапии, потом ее перевели в палату, где находились пять других пациенток. Когда она плакала по ночам, к ее постели подходила маленькая медицинская сестра с круглым смуглым лицом, туземка из монашеского ордена по имени сестра Серена, она брала ее за руку и молилась вместе с ней.

Бьянке никогда не приходило в голову, что есть Бог, который знает всех людей на белом свете, значит, и ее тоже, и у нее никогда не было потребности молиться. На лекциях по философии, которые она посещала как вольнослушатель, она узнала о доказательствах бытия божьего у Спинозы и о контраргументах Бертрана Рассела, она не поверила ни тому, ни другому и решила более не пытаться познать эту тайну. Но когда сестра Серена произносила над ней Отче наш, сперва по-испански и потом на гуарани, и затем еще специальную молитву для нее лично, где она каждый раз другими словами просила деву Марию, чтобы та милостиво обратила свой взор на свое бедное создание Бьянку и заступилась за нее, Бьянка чувствовала какое-то очень странное утешение, чего она раньше никогда не переживала.

Ее нисколько не удивило, что вторая жена отца ни разу ее не навестила и только дала знать, что дорога до Пасадены слишком долгая и смерть ее мужа не позволяет ей решиться на эту поездку. Когда же Бьянка наконец смогла сама прилететь в Буэнос Айрес и провела там одну ночь, мачеха выпытывала у нее все подробности катастрофы так, как будто она была ее виновницей. Больше им нечего было сказать друг другу.

Уже в Беллинцоне она получила малоприятное известие из Аргентины. В отношении детей у их отца была только одна обязанность, выплачивать им алименты до достижения ими двадцатилетнего возраста, но так как он не оставил никакого завещания, ни она и ни ее мать не получили ничего из его значительного наследства. Итак, его второй жене и ее адвокату не составило большого труда доказать, что согласно аргентинским законам все его имущество переходит к пережившей его последней законной супруге.