Президент Каменного острова

- Из интерната, - ответил Феди. - Не нашенский. Без матки и батьки слонялся. Беспризорник. А потом сюда привезли. Два раза убегал, но прижился на нашу голову. После директора самый тут главный. Над интернатскими верховодит. И наших, островитинских, кое-кого переманил. У них там на острове дом, сами построили. Ну и все лето живут в нем. Другие по домам разъезжаются, а у Президента нет дома, вот тут и околачивается со своими дружками. Они его слушаются, как бога. Поглядеть - одна умора, что они творят! За три версты бревна куда-то таскают. Тяжеленные! А что на острове делают - никто не знает. Мы пытали у своих - как воды в рот набрали. Может, ракету какую изобретают?.. Нашим мужикам насолил. Двоим ножом сети порезал и всю рыбу выпустил. Осенью дело было. Не поленился, паразит, нырнул в холодную воду и порезал сеть... Ну, мужики и осерчали. Хотели поймать да поучить маленько, а он ушел. Есть у них потайной ход, да разве найдешь? Охраняют, наверное...

Федя шагал впереди, мы за ним. Дорога узкая, по сторонам лес. Сосны, ели, в низинах ольха, березы и осины. В дорожную пыль зарылись сухие сосновые шишки. Я иногда наступал на них и чуть не вскрикивал от боли. Гарик тоже поднимал ноги как журавль и часто морщился. Эти шишки кололись, как гвозди. Деревья совсем заслонили солнце. В ветвях сияли голубоватые нити паутины. Из чащобы тянуло прохладой. Не прошли мы и с километр, как увидели глухарку. Она сидела на обочине; при нашем приближении смешно подпрыгнула и излетела на ближайшую сосну. Усевшись на сук, стала бесстрашно смотреть на нас красноватым глазом. Глухарка была рябая, хвост веером, шея длинная.

Федя подмял шишку и запустил в глухарку. Птица захлопала крыльями и улетела. А на землю медленно опустилось рябое перо.

- Полпуда потянет, - на глазок определил Федя. - Ружьишко бы сюда!

Потом дорогу перебежал заяц. Он был худой и длинноногий, желто-серого цвета. Одним махом перелетел через дорогу в десяти шагах от нас и скрылся в молодом ельнике.

- Теперь очередь за медведем, - сказал Гарик и даже не улыбнулся. Мне тоже улыбаться не хотелось. Лес все теснее прижимался к тропинке. Когда мы спускались в низину, веяло грибной сыростью и мраком. На буграх лес стоял солнечный, пахло хвоей и смолой. Иногда сквозь стволы виднелся бурелом. И всякий раз мне мерещилось, что это медвежья берлога. Поравняемся, а он и выйдет к нам навстречу. Федя говорит, что лизать будет... Врет, наверное. С какой стати медведь человека лизать будет? Будто человек сахарный.

- Рассказать, как здесь пять лет назад мужика нашли убитого? Шел он под вечер этой самой дорогой...

- Не надо, - попросил я.

- Пускай рассказывает, - сказал Гарик.

- Днем неинтересно, - ответил Федя, посмотрев на меня. - Как стемнеет, во всех подробностях расскажу...

До вечера еще далеко, а потом, может, и забудет Гриб. Не люблю я слушать истории про покойников. Мороз даже по коже дерет. А потом по ночам всякая ересь снится. Аленка один раз слышала, как я во сне кричал.

Километров через пять, когда мы сделали первый привал, я вместе с Федей и Гариком стал на чем свет стоит проклинать Сороку. Из-за него почти голые бредем через глухой лес, а до дома еще так далеко.

Глава семнадцатая

Аленка и отец сидели на новенькой желтой скамейке. Этой скамейки еще утром не было. Без меня сделали. Они о чем-то разговаривали и даже не посмотрели в мою сторону, когда я появился на тропинке. И лишь мой верный Дед обрадовался, увидев меня. Он заулыбался и, виляя хвостом и пританцовывая, подошел ко мне. "Ты где был, пропащая твоя душа? - спрашивал Дед. - И меня с собой не взял? Хотя ты свинья, Сергей, я на тебя все равно не сержусь!"

Я почесал Деда за ухом и подошел к своим. Они все еще не замечали меня. Ну ладно - отец. Ему по штату положено в строгости воспитывать меня, а Аленка-то чего выкаблучивается?

- Щей бы побольше и картошки с мясом, - сказал я.

- Проголодался? - спросил отец.

- Где ты шлялся? - соизволила взглянуть в мою сторону Аленка.

- Я, может быть, по-настоящему заблудился... На меня, может быть, медведь напал... и это... обхватив лапами, стал лизать...

- Медведь, значит, лизал? - усмехнулся отец.

- Бедный, облизанный Сережа, - сказала Аленка.

Все это начало меня раздражать. Я все-таки восемнадцать километров с гаком отшагал. А они на лавочке сидят да еще насмехаются!

- Где твоя рубашка, штаны? - спросила Аленка. - Медведь слизал?

Про одежду я совсем забыл. Весь лень прошагал в трусах, привык.

- Действительно, где твое обмундирование?

- Потерял...

- Это интересно, - сказал отец.

- Кто-то лодку угнал, - сказал я. - Уходили - была, а пришли - нет...

- Куда уходили?

Я промолчал. Пока не накормят, ни слова больше не скажу.

- Я чувствую, от тебя сейчас правды не добьешься, - сказал отец. Натощак ты врешь плохо... Покорми его, Алена, - возможно, потом он придумает нам какую-нибудь историю повеселее.

Мы с Аленкой пошли в дом. В сенях она сказала:

- Твоя одежда дома. Ее парень принес, с которым мы на болото ходили. У него птичье прозиище... Сорока, что ли?

- Что он сказал?