Президент Линкольн: охотник на вампиров

Ребенок, что матерью был так любим,
И мать, что вовек пребывала бы с ним,
Отец, их хранивший могучей рукой, —
Все обретают свой вечный покой.[62]

Авраам Линкольн скончался в 7 часов 22 минуты утра в апрельские иды 1865 года.

Друзья у его постели склонили головы и прочитали молитву. Потом Эдвин Стэнтон произнес:

— Теперь он принадлежит вечности.

Засим он приступил к рассылке телеграмм: Джон Уилкс Бут был в бегах, и Стэнтон намеревался поймать убийцу.

VIII

Бут с Герольдом скрывались от армии Союза целых одиннадцать дней. Сначала заговорщики бежали в Мэриленд, затем — в Вирджинию. Они прятались в болотах, спали на сырой земле. Бут ожидал, что его встретят как героя. Как спасителя Юга! Вместо этого его вышвырнули на улицу.

— Ты слишком далеко зашел, — сказали ему южане. — Янки спалят фермы от Балтимора до Бирмингема, пока тебя не найдут.

Теперь сбывалась вторая часть предсказания цыганки. Бут нажил много врагов.

Двадцать шестого апреля бывший актер проснулся от знакомых криков.

Ах он, двуличный сукин сын…

Ричард Гаррет, в отличие от остальных соотечественников, заговорщиков не прогнал. Он дал им еды и пустил переночевать в теплый табачный амбар. Судя по голосам солдат Союза, которые слышались на улице, после этого хозяин фермы выдал Бута за вознаграждение.

Герольда нигде не было. Этот трус сам пошел и сдался. Не важно. В одиночку получится уйти быстрее. Наступила ночь, а ночью властвуют такие, как он. Пусть себе ждут, думал он. Пусть ждут: я им покажу, каков я на самом деле. Нога давно зажила, и хотя Бут ослабел от голода, людям с ним было не тягаться. По крайней мере, в темноте.

— Сдавайся, Бут! Последний раз предупреждаем!

Бут не двинулся с места. Солдаты не соврали: предупреждение действительно оказалось последним. Они попросту подожгли амбар и забросили на крышу факелы. Доски загорелись. Старый сухой амбар вспыхнул как спичка. От ослепительного пламени тени в углах сгустились еще сильнее. Бут надел темные очки. Сверху послышался треск. Клубы дыма обратились в серые пальцы и поползли к потолку. Бут стоял в самом центре сцены и по старой актерской привычке теребил подол сюртука. Он хотел предстать во всем великолепии. Пусть чертовы янки поймут, кто он такой, прежде чем…

Здесь кто-то есть… И он желает мне зла…

Бут повернулся кругом и приготовился к нападению. Неизвестный мог броситься с любой стороны, в любой момент. Бывший актер выпустил клыки. Глаза залила чернота. Он был готов ко всему…

Но ничего не происходило. Вокруг был только дым, огонь и тени.

Что за наваждение? Я ведь чувствовал его, пока…

— Просто ты слаб.

Бут обернулся на голос.

Из самого темного угла амбара шагнул Генри Стерджес.

— И ты слишком много думаешь.

Он хочет меня убить…

Почему-то Бут все отчетливо понимал. Наверное, потому что незнакомец хотел, чтобы он понял, — и заставил его понять.

— Хочешь убить меня из-за простого смертного?

Генри сделал шаг вперед, и Бут попятился.

— ИЗ-ЗА ПРОСТОГО СМЕРТНОГО?

Генри молчал. Время слов прошло. Он выпустил клыки. Глаза сделались черными.

Это последние мгновения моей жизни.

Бут невольно улыбнулся.

Цыганка оказалась права…

Джона Уилкса Бута ждал дурной конец.

Глава 14 Домой

У меня есть мечта, что в один прекрасный день нация поднимется и осознает истинный смысл нашего кредо: «Мы считаем самоочевидным, что все люди созданы равными».

Мартин Лютер Кинг 28 августа 1963 г.

I

Аврааму Линкольну снился сон.

Он наблюдал, как его добыча движется среди людей, как уверенно обходит их. Выбирает. Взирает на них. Словно бог. Смеется, наслаждается человеческой беспомощностью. «Нет, это ты, — думал Авраам, — ты сегодня беззащитен».

Еще секунда. Еще мгновение, и все начнется. Четкая последовательность отрепетированных движений. Представление, которое с каждым вечером разыгрывается все лучше. Идеально. Еще секунда — и стремительный рывок. Он заглянет в черные глаза и увидит, как жизнь навсегда оставит их. Все закончится. На сегодня.

Ему снова двадцать пять, и он силен. Он так силен. Все прошлые горести, все сомнения, смерти, разочарования — все предваряло этот миг. Прошлая жизнь стала огнем, закалившим его грудь. В этом его сила. В этом — она. В такие минуты ему на ум приходила молитва. Еще до криков. До брани и крови. Он недолюбливал молитвы, но эта была ему по душе: