- Поймешь, - сказал Сорока. - Если захочешь...
- И все-таки плохо, что ты меня не ревнуешь...
- Ревную, будь я проклят! - признался он. - И еще как ревную!
- Правда? - совсем близко придвинулась к нему Алена и заглянула в глаза. - Ты из-за меня... похудел? Тебе было плохо? Ты мучился? Да? Ну говори же!..
- Пойдем в кино, - взглянул он на часы. - Пять минут до начала.
- Опоздаем на журнал?
- Мы можем вообще не пойти, - ответил он.
- Я не верю, что ты можешь ревновать, мучиться, разозлиться и поругаться со мной, - со вздохом произнесла она, поднимаясь со скамьи. - Я ведь нарочно на тебя накричала - и сама не знаю почему.
- Я так и подумал, - скрывая улыбку, ответил он. Так он ей и поверил!
- Тебе не кажется, что у меня характер портится?
- Он никогда у тебя и не был золотым...
Алена остановилась - она уже вышла из сквера - и уставилась на него:
- Почему же ты все это терпишь? Зачем я тебе такая?
- Ты другой и быть не можешь.
- Я иногда сама себя ненавижу...
- Я люблю тебя, - сказал он. Пожалуй, впервые так естественно и непроизвольно произнес он эти три извечных магических слова, которых никакие другие слова не могут заменить.
- Тима, повтори? - совсем тихо и без намека на насмешку попросила Алена.
- На журнал мы уже опоздали, - сказал он, глядя на высокую унылую стену с одним-единственным окошком.
- Он теперь не дает мне проходу, - торопливо говорила Алена, взяв его под руку. - Часами ждет у института, а если я выхожу не одна, он идет сзади до самого дома... Иногда приезжает на машине. У него теперь свободного времени много... Я один раз была с ним за городом в ресторане "Олень". Он там швырял деньги направо и налево - по-видимому, хотел поразить меня, показать, какой он денежный и щедрый. Вокруг него вертелись официанты, несколько раз подходила даже администраторша, все его знают, выставляют на стол лучшее... Боренька, Боренька... А мне стало противно. Когда он пошел к музыкантам заказывать для меня что-то сногсшибательное, я встала и ушла. Он раздетый под дождем побежал за мной...
- Я ведь не священник, можешь не исповедоваться мне, - не выдержал он. Больно ему было все это слушать.
Алена замолчала - они уже вошли в крошечное фойе, где у входа в зал ждали конца журнала еще несколько опоздавших. Зажегся свет, и они заняли свои места. Не успел начаться фильм, как через три ряда от них кто-то довольно громко наглым голосом произнес:
- Вовка-а, доставай горючее... Душа требует!
В зале послышались возмущенные голоса - мол, уймитесь, молодые люди, вы ведь не в кабаке...
Однако молодые люди и не подумали униматься: обмениваясь пошлыми репликами, они с бульканьем глотали какую-то жидкость прямо из бутылки, отпускали плоские шуточки. Сидящий впереди пожилой человек обернулся и громко сказал:
- Есть тут кто-нибудь из администрации? Выведите, пожалуйста, хулиганов!
Выпивающие еще громче загалдели, кто-то из них угрожающе заявил:
- Еще пикнешь, дядя, - бутылкой по черепушке схлопочешь!
- Может, и тебе дать глотнуть? - со смехом прибавил второй. - Мы, дядя, не жадные...
- Давай, я ему лучше вылью на лысину... - хихикая, присовокупил третий.
Подобная перспектива, по-видимому, не устраивала "дядю", и он замолчал.
Кажется, посмотрели фильм... - прошептала Алена и положила свою теплую ладонь Сороке на руку.
Почувствовав себя хозяевами, парни еще больше обнаглели и на весь зал стали обмениваться комментариями по поводу фильма. В самых неподходящих местах громко гоготали, свистели, топали ногами по паркетному полу.
Надо милицию позвать, - несмело заявил кто-то с задних рядов. - Люди после работы пришли фильм посмотреть, а тут такое. Почему пьяных пускают в зал?..
Из администрации в зале никого не было. Да и зал-то был всего мест на пятьдесят, не больше. Таких древних крошечных кинотеатров почти не осталось в Ленинграде. Судя по всему, никто связываться с хулиганами не собирался. А парни распоясывались все больше...
Видя, что Сорока поднимается, Алена схватила его за руку.
- Давай лучше уйдем? - предложила она.
- А как же другие? - тихо спросил он. И в голосе его - насмешка.
- Что ты хочешь сделать?
- Выпить с ними... с горя! - ответил он и, мягко высвободившись, подошел к парням. Разговаривать с ними он не стал, просто, как котят, схватил двоих за шиворот и потащил по узкому проходу к выходу. К счастью, одна дверь оказалась предусмотрительно открытой, он пинком распахнул ее и одного за другим вышвырнул онемевших балбесов в переулок. Третий, пригнувшись и бубня под нос угрозы, сам пулей выскочил из зала. Из его кармана вывалилась бутылка и покатилась по полу. Кто-то ногой задвинул ее под стулья. Сорока закрыл на большой крюк высокую дверь и под одобрительный гул зала вернулся на место.
- Спасибо, молодой человек, - повернувшись в их сторону, с чувством поблагодарил пожилой человек. - Все бы так поступали, хулиганье поприжало бы хвост!
Эти слова он с горьким упреком бросил в притихший зал.
Алена нащупала руку Сороки и крепко сжала. Этого ей показалось мало, она привстала и, оглянувшись, украдкой поцеловала его в щеку.