Президент не уходит в отставку

Как он и предполагал, его уже ждали. Их было человек шесть. По трое с каждой стороны, они пристально вглядывались в лица выходящих из тускло освещенного зала людей. В переулке было сумрачно, зрители один за другим потянулись на сверкающую улицу Восстания.

— Он! — услышал Сорока сдавленный голос. — Тот самый…

В ту же секунду два долговязых парня лет шестнадцати загородили ему дорогу. Остальные остановились позади. Сорока видел, что пожилой мужчина в берете замер на тротуаре, рядом со зданием кинотеатра, и стал смотреть в их сторону. Алены отсюда было не видно. В ярко освещенных окнах аптеки двигались тени. По улице Восстания прогрохотал трамвай. «Девятнадцатый…» — подумал Сорока. На этом трамвае ему ехать на Кондратьевский… Это была мимолетная мысль, затылком он ощущал надвигающуюся опасность, лишь бы не ударили сзади чем-нибудь, от этих подонков всего можно ожидать…

— Дай закурить? — ломающимся баском произнес парень в меховой высокой шапке пирожком и короткой капроновой куртке. Лицо его было невыразительное, незапоминающееся.

Разговаривать с ними Сорока не собирался. Он мгновенно оценил обстановку: быстро сделал шаг вбок и прижался спиной к дереву, что стояло, забранное железной решеткой, на тротуаре. И тут на него налетели сразу пятеро. Это было их ошибкой, потому что они махали руками, мешали друг другу и толком не могли дотянуться до него. Двоих Сорока сшиб наземь. Обычно, нарвавшись на хороший отпор, хулиганы отступали, но эти, по-видимому надеясь на солидный численный перевес, не собирались отступать: они вскакивали с земли и снова налетали на него.

Самый высокий, судя по всему, вожак — он покрикивал на своих, давал советы, откуда заходить, — был на вид крепкий парень. Чувствовалось, что в переплетах бывал. Это он изловчился и заехал Сороке в глаз. И сейчас наскакивал слева, размахивая зажатым в кулаке камнем. Сорока сосредоточил все внимание на нем. Наверное, поэтому он пропустил несколько ударов в грудь и голову. Еще хорошо, что не зацепили раненое плечо. Эта мысль мелькнула и исчезла: в драке нельзя думать о старых болячках, иначе быть тебе битым…

Пока Сорока переводил дух и оглядывался — кто следующий? — раздался пронзительный свисток и в переулок вбежал милиционер, а с ним — пожилой человек в берете.

— Они подкарауливали его у входа, — говорил он на ходу. — Их очень много, товарищ милиционер…

Вся шайка, заслышав свисток, разбежалась кто куда, за исключением высокого — он не успел подняться с земли — и того, которого Сорока в самом начале ударил в челюсть.

— Я смотрю, тут и без нас полный порядок, — удовлетворенно заметил молодой милиционер, подходя к высокому. — А-а, Горюнов… Старый знакомый! Ну, браток, на этот раз тебе и папочка не поможет… Пройдем со мной в отделение! И, эй ты, отпусти дерево! В отделение!

Парни стали что-то говорить, но милиционер, не слушая их, повернулся к Сороке:

— Вы, как пострадавший, тоже пройдемте… И вы, гражданин, — обратился он к человеку в берете, который привел его сюда.

— Я с удовольствием, — сразу согласился тот. — Не будь у меня перенесенного инфаркта, я бы помог вам, товарищ… — Эти слова он адресовал Сороке.

Немного отстав от них, Сорока шагал по тротуару и озирался, отыскивая глазами Алену. И увидел ее не у аптеки, а совсем рядом, у афиши кинотеатра «Луч».

Девушка смотрела на него, и в глазах ее блестели слезы.

— Я все видела, — всхлипывая, сказала она.

— Ты иди домой, — пряча от нее заплывающий глаз, сказал Сорока и почувствовал, что верхняя губа плохо его слушается. — Мне придется немного задержаться… — Он произнес «жадержаться».

— Я с тобой, — заявила она, цепляясь за его руку.

— Мы в милицию, — пояснил он. — Протокол и все такое…

— Их заберут, да?

— По пятнадцать суток как пить дать огребут, — сказал гражданин в берете. — Будь моя воля, я бы их на сто первый километр выселял…

— Сивый, запомни этого стукача, — сквозь зубы процедил высокий, которого милиционер назвал Горюновым.

— Вы слышите? — подивился гражданин в берете. — Это ни хулиганы, а настоящие бандиты!

Алена прижала к себе руку Сороки и, заглядывая сбоку ему в глаза (он, наоборот, пытался отвернуть лицо в сторону), совсем тихо и немного растерянно сказала:

— Каким ты был, таким остался… И ты никогда не будешь другим!

— Я больше не буду, — криво улыбнулся он.

— Я теперь поняла, это от тебя не зависит, — сказала она.

— Умница, — ответил он и, забывшись, повернулся к ней лицом, но, вспомнив про губу и глаза, поспешно отвернулся.

— Раны лишь украшают героя, — улыбнулась девушка.

— Героя… — проворчал он. — Уличного драчуна… Когда же это кончится?

— Никогда! — рассмеялась она. А глаза у нее были печальные.

Глава двадцать шестая