От такого вопроса у Ани глаза на лоб полезли. Они подумали, будто она бездомная сирота. Разубеждать их она не стала: не придётся отвечать на неудобные вопросы.
– Два месяца назад в авиакатастрофе, – соврала Аня и почувствовала лёгкие уколы адреналина по спине. Она никогда раньше не врала о крупных вещах и теперь чувствовала физический отклик на свои слова.
– Их самолёт рухнул? – удивилась Берит.
– Да, в Средней Азии. Это была ракета боевиков.
– Ничего себе, бедняжка.
В голосе Берит было столько горечи и сочувствия, что Аня почувствовала стыд за своё враньё. У неё засосало под ложечкой, но остановиться она уже не могла:
– Они летели в командировку в Пакистан, делали крюк через Дели и пролетали над самой границей. Там сидели отряды армии освобождения. Они их и сбили.
– Извини, что напомнили об этом.
– Ничего, я уже смирилась, – ответила Аня. – Мой отец был алкоголиком и бил маму, а она била меня. Так что даже хорошо, что они разбились.
Вместо ответа Берит и Арне переглянулись. Во взгляде мужчины читалось: «Бедная девочка». Женщина лишь задумчиво и печально смотрела вдаль.
Здания в этом районе были невысокие – в основном пять этажей. Дом семейной пары был на углу Амади и Вебекс, прямо напротив одной из башен «Тилайфа». Ночью, должно быть, этот небоскрёб светил жильцам в окна и не оставлял в темноте ни на минуту. Они поднялись по отполированным тысячами ног ступеням на второй этаж и вошли в тесную квартиру, больше похожую на склад.
В нос дохнуло затхлостью. Аня не представляла, как здесь можно жить – этот дом был ничуть не лучше их подвала, а квартира – хуже помещения уборщика, где тот хранит швабры и моющие средства. Несмотря на то что полы на лестнице были вымыты, Ане казалось, она видит грязь. Несколько секунд Аня всерьёз раздумывала, чем такая тесная и некрасивая квартира лучше улицы.
Изначально Аня подумала, что Арне и Берит – серийные убийцы и привели её сюда, чтобы разрезать на несколько аккуратных частей. Повсюду висели руки, ноги, в углу стоял манекен, собранный из конечностей разных размеров. У каждой стены стояли стеллажи со множеством полок. Через несколько долгих секунд Аня поняла – это части человеческих тел, но все они электронные. Здесь изготавливали протезы на заказ, и многие из них были настолько красивы, что выглядели лучше любой живой руки.
У окна стоял большой верстак с многочисленными инструментами, в основном ей незнакомыми.
Приходилось подавлять в себе желание сфотографировать эту комнату. Телефон у неё отобрали, и теперь Аня страдала от синдрома его отсутствия. Правая рука то и дело касалась кармана, не нащупывала там нужной выпуклости, и включалась секундная паника под названием «Куда подевался телефон», затем она вспоминала, что его нет, и успокаивалась.
– Принеси аптечку, она на кухне, – попросила Берит, и её муж удалился. – Не стой, присаживайся на диван.
В доме было столько искусственных частей тел, что Аня не сразу заметила сидевшего на диване парня лет тридцати. Он держал в руках геймпад от игровой консоли и неотрывно смотрел в телевизор. На экране красный «Форд Мустанг» мчался по шоссе, обгоняя других гонщиков и иногда выезжая на встречную. У парня не было обеих ног – вместо них были протезы из чёрного пластика и титана.
– Это Лукас, наш сын, не пугайся, – сказала ей женщина. Парень на это никак не отреагировал, для него в доме не существовало ничего, кроме телевизора.
– Он умственно отсталый? – спросила Аня.
– Чего-о? – протянул Лукас и повернулся к ней. Нет, он не был умственно отсталым, привычка держать рот открытым и смотреть исподлобья создавала такое впечатление для тех, кто видел его впервые. – Я не умственно отсталый.
– Прости.
Через секунду Лукас вернулся к гонке, а Аня рассматривала его ноги. Её мучило любопытство, она хотела спросить, как он потерял их, но это было бы слишком нетактично – всё равно что спрашивать человека с шестью пальцами, насколько сильное у него рукопожатие. Наконец любопытство взяло верх, и она спросила:
– Как ты лишился ног? – тихо сказала она, чтобы Берит не услышала.
– Крокодил откусил.
Это была неправда, даже Аня смогла это понять, хотя распознавать ложь не было её талантом. Видимо, Лукаса часто об этом спрашивали, и он отвечал первое, что придёт в голову.
– Но это же неправда, – сказала она.
– Верно. Меня поезд переехал.
– Это тоже неправда.
– Откуда ты такая умная взялась? – спросил он.
– Ты никаких подробностей не говоришь. Если бы ты говорил правду, это не было бы в двух словах.
– Я катался на сноуборде, когда на меня напал медведь. Это было начало весны, он только выбрался из спячки и очень хотел есть. Он сбил меня и жевал мои ноги, пока они не стали как тряпка. Но самое обидное, что он их так и не съел, а просто покусал. Ради чего тогда стоило нападать?
– Это правда?
– Может быть. Если никто не знает верного ответа, то правдой может быть что угодно.
С кухни вернулся Арне, и дальнейшие расспросы прекратились. Спрашивать, как сын лишился ног, в присутствии родителей было бы вдвойне нетактично.