Здесь, в патриархии, президентам православных стран были вручены Звезды кавалеров ордена Гроба Господня. Рядом со мной стояли Кучма, Лукашенко, Шеварднадзе, Лучинский, мои давние коллеги. Я посмотрел на них, все они выглядели немного растерянно в этой непривычной обстановке. В зале было шумно, там собрались журналисты, политики, священники. Тихая Иерусалимская патриархия в этот день была переполнена гостями.
Наконец подошло время моего выступления. Отложил заготовленную речь: обстановка такая, что не мог выступать по бумажке. Сказал, что в этом городе будет когда-нибудь подписан общий международный документ о мире. Новая хартия мира. И отчётливо услышал, как в зале немного затихли и кто-то негромко сказал по-русски: «Молодец, дед!»
А на следующий день после официальных визитов мы побывали в Вифлеемской базилике Рождества Христова. Узкие проходы между домами. Какой-то безумный выплеск эмоций на фоне застывших камней. Низкий, едва мне до пояса, вход…
Древние седые патриархи, как из Библии. Полумрак. Потрескивание свечей. И страшно душно.
В храме было очень много людей, в алтаре на всех языках православных народов пели славу Спасителю, а под алтарём, в пещере, где в своё время укрылись Иосиф и его жена Мария, тихо молились. Прямо на земле спали измученные, видимо, долгой дорогой паломники. Я почувствовал, как волнуюсь.
В своё время, в детстве, я был крещён, но обрядов, как и подавляющее большинство советских людей, не соблюдал — просто некому было научить. Нельзя было креститься, нельзя ходить в церковь, нельзя молиться. И только в последние годы, мне кажется, люди у нас повернулись к Богу.
Вышел из храма, и ко мне обратилось множество паломников на русском языке: «Здравствуйте, Борис Николаевич! Как вы себя чувствуете? Мы с вами, мы за вас переживаем! С Рождеством!»
Не ожидал, что здесь, далеко от дома, услышу так много родной речи, увижу столько родных лиц.
… Домой летел переполненный эмоциями. Это ведь был первый мой визит после отставки.
7 января мы с Наиной и Таней пошли в Большой театр, на вручение ежегодной премии «Триумф». Честно говоря, сначала я хотел сослаться на здоровье и не пойти. Волновался. Это был мой следующий экзамен в новом качестве. Первое публичное появление уже перед российской публикой.
Таня надо мной слегка подшучивала: «Папа, чего ты боишься? Я тебе гарантирую — как минимум не освищут».
Знаменитая площадь перед Большим театром вся в свете прожекторов, реклам, прозрачная снежная новогодняя Москва, колючий морозный воздух. Меня ждут у служебного подъезда, я поднимаюсь в ложу, вхожу. Сначала непроизвольно зажмуриваюсь.
И вдруг — зал встаёт, аплодирует. Честно говоря, не ожидал. Не ожидал, что после всех этих восьми лет тяжелейшей политической борьбы — и последнего года, самого кризисного, — реакция людей будет именно такой. Ошеломляюще искренней.
… «Триумф» — заметное культурное событие в России. И кроме того, великолепный рождественский праздник в Большом театре. Я видел перед собой кумиров страны — поэтов Беллу Ахмадулину и Андрея Вознесенского, сатирика Михаила Жванецкого и мима Вячеслава Полунина, драматурга Александра Володина и многих, многих других. И то, что они подошли ко мне, поздравили с праздником, сказали какие-то простые, но важные слова, — это была и честь для меня, и, если хотите, важнейший психологический тест.
Поддерживать на высоте статус ушедшего в отставку президента — в этом, как мне кажется, проявляется достоинство нации. В тот вечер впервые по-настоящему почувствовал, что я справляюсь с работой — быть «первым президентом России», как меня теперь называют. Почувствовал теплоту людей.
Прошёл день или два. Я отдохнул, успокоился. И вдруг резко ощутил чувство пустоты, о котором предполагал заранее, но не хотел верить, что встречусь с ним.
Утром 10 января, проснувшись рано, я, как всегда, пришёл в свой кабинет.
Обычно здесь меня ждала гора документов. Много лет изо дня в день эта стопка исписанных бумажных листов составляла мою жизнь, занимала мой мозг. Я читал сухой текст, и за ним вставали сложные проблемы, отношения, весь спектр государственной жизни.
Эта стопка бумаги разом вливала привычную порцию адреналина в кровь.
И вот — стол пуст.
Подошёл к столу и взял с пульта трубку телефона специальной связи. Гудков не было. Телефон не работал. Мне было совершенно нечего делать в этом кабинете. Я немного посидел в кресле и вышел.
Целый день был под впечатлением этой нахлынувшей пустоты.
Было чувство одиночества и даже тоски. Очень не хотелось навязывать его окружающим близким людям. То, что я более замкнут, чем все эти последние дни, было, наверное, все-таки заметно. Лена, Таня и Наина присматривались ко мне. Я погулял, пообедал, потом немного подремал. В конце дня все же решил выяснить, что с пультом, почему он отключён. Мне ответили, что идёт переналаживание сети и что завтра утром все будет уже в порядке. Это была чисто техническая пауза. Я просто сразу не понял.