Президентский марафон

А у нас в Москве действительно наступили тревожные дни. У стен американского посольства бушевала толпа. В окна летели бутылки, камни. На стенах писали непристойности. Особняк на Садовом кольце находится в двух шагах от проезжей части. Охранная зона - три метра асфальта. Любая экстремистская выходка с применением оружия могла привести к непредсказуемым последствиям. В тот момент милиция задержала группу экстремистов, которые проезжали мимо американского посольства с приготовленным к стрельбе гранатометом. Трудно себе сейчас представить последствия такого выстрела.

Парламент принимал резолюцию за резолюцией. Думские коммунисты вели активные переговоры с Милошевичем о создании военно-стратегического союза двух государств. Началась вербовка добровольцев для войны на стороне сербов. Политики всех мастей пытались набрать очки на косовском конфликте. Например, мэр Москвы Юрий Лужков прямо высказывал поддержку демонстрантам у посольства. Милиция в большей степени охраняла не посольство, а демонстрантов.

И хотя далеко не все общество занимало в те дни столь же яростно антинатовскую позицию, как красные депутаты в Думе, но в целом настроение у россиян было и вправду крайне тревожным, напряженным. Люди принимали югославскую трагедию очень близко к сердцу.

Россиян волновала не только судьба сербов и Сербии. В каждой российской семье есть фронтовики, есть "дети войны", то есть дети, оставшиеся без отцов. Та война для нас очень близка, так уж мы воспитаны, что не воспринимаем ее далекой историей.

Поэтому любое обострение в Европе ощущаем как самый тревожный сигнал. Агрессия НАТО, какими бы благородными причинами она ни обосновывалась, для россиян психологически стала настоящим потрясением.

В Белграде выступали наши артисты, газеты и журналы были полны антиамериканских статей.

За несколько лет после 1991 года наше общество действительно стало другим. Новые отношения, новые ценности - демократические, порой наивно и безоглядно западнические - незаметно входили в быт и образ жизни каждого россиянина. Не все это приняли сразу, не все были довольны взаимопроникновением культур, идеологий, экономик, политических и духовных систем. Но постепенно ценой больших усилий наш народ начал понимать и принимать этот совершенно новый и непривычный для нас мир.

И вот из-за югославской войны в течение нескольких недель все это могло быть разрушено, окончательно и бесповоротно.

Примириться с этим я не мог.

Как я уже говорил, действовал по двум направлениям: давление на НАТО и давление на Милошевича. Нужно было остановить эту войну - во что бы то ни стало.

Между тем расчет натовских стратегов и политиков явно срывался. Югославский народ консолидировался перед лицом внешнего врага. Югославская армия, не имевшая прикрытия с воздуха, но вполне боеспособная на земле, готова была к вторжению сухопутных войск, могла упорно сражаться на своей территории.

Россия активно искала мирный выход из кризиса. 14 апреля своим представителем по урегулированию ситуации в Югославии я назначил Виктора Степановича Черномырдина. Он провел много десятков часов с Милошевичем наедине и вместе с финским президентом Мартти Ахтисаари.

Мой выбор Черномырдина был, естественно, не случаен. Было сильное давление со стороны профессионалов-мидовцев, которые считали, что для такого рода переговоров необходим дипломат со стажем, высокого ранга, может быть, замминистра иностранных дел. Другие, напротив, говорили, что в связи с обострением отношений с Западом возглавить российскую миссию должен известный политик, которого там уважают. Например, активно советовали назначить Гайдара, который долго жил в Югославии вместе с отцом, корреспондентом "Правды". После долгих размышлений я остановил свой выбор на Черномырдине.

Я доверил Виктору Степановичу очень трудную миссию. Пожалуй, никакому другому политику я бы в тот момент ее доверить не мог. У Черномырдина был огромный вес и авторитет как в Югославии, так и на Западе, в глазах американской политической элиты. Это уникальное сочетание давало ему возможность строить переговорную линию свободно, ориентируясь только на конечный результат: скорейшее прекращение военных действий.

Именно здесь Черномырдин проявил свои лучшие качества, качества старого политического бойца: выдержанность, гибкость, твердую волю к разумному компромиссу.

22 апреля мне позвонил Тони Блэр. Это был уже не первый наш разговор. Мы созванивались в третий или четвертый раз с начала кризиса. У нас состоялась беседа, которая тоже очень показательна для тех дней.

Вот выдержки из стенограммы моего разговора с Тони Блэром. Я говорил: