Презрение

Несмотря на всю свою ограниченность и почти невероятную тупость, Пазетти не был мне антипатичен. При установившихся между нами отношениях мы в какой-то мере дополняли друг друга: он человек без воображения и нервов, но сознающий свои возможности, а они не превышали уровня посредственности, я же, наоборот, человек легко возбудимый и одаренный, весь во власти своего воображения и сплошной комок нервов.

- Ну, конечно, ответил я, подделываясь под его тон и обращая все в шутку. Ты верно сказал: перспектива гонорара.

Закурив сигарету, Пазетти продолжал:

- Но не рассчитывай, что на этом так все и закончилось. Мы сделали сценарий пока лишь вчерне... Нам придется еще пересмотреть все диалоги... Не почивай на лаврах.

Я лишний раз про себя отметил, что Пазетти, как всегда, пользуется штампами и избитыми фразами. Украдкой взглянув на часы был уже час, я сказал:

- Не беспокойся... Если что-нибудь придется переделывать, я к твоим услугам. Пазетти покачал головой.

- Знаю я вашего брата... Чтобы ты не размагнитился, скажу-ка Баттисте пусть придержит выплату последней части твоего гонорара.

Ему была свойственна шутливая и в то же время поразительная у столь молодого человека властная манера пришпоривать своих сотрудников, переходя от попреков к похвалам, от лести к суровым замечаниям, от просьб к приказаниям; в этом смысле он мог считаться хорошим режиссером, потому что режиссура на две трети заключается в умении как следует использовать труд подчиненных.

Как всегда, дав Пазетти возможность поразглагольствовать вволю, я возразил:

- Нет, ты скажешь, чтобы мне выплатили весь гонорар, а я обещаю, что буду в твоем полном распоряжении, когда понадобится сделать какие-нибудь поправки.

- Но к чему тебе столько денег? спросил он с неуместным смешком. Тебе всегда мало... А ведь ты не играешь, и у тебя нет ни любовницы, ни детей...

- Мне надо внести очередной взнос за квартиру, ответил я серьезно и опустил глаза. Его бестактность начинала меня раздражать.

- А много тебе надо еще выплатить?

- Почти все.

- Бьюсь об заклад, что жена не дает тебе покоя. Я так и слышу: "Риккардо, не забудь, что ты должен внести очередной взнос".

- Да, жена, сказал я. Ты знаешь, каковы женщины... Дом для них все.

- Кому ты говоришь!

И Пазетти принялся рассказывать о своей жене, которая очень походила на него самого, но которую, как я понял, он почему-то считал существом причудливым, капризным и способным на самые невероятные выходки одним словом, с ног до головы женщиной. Я сделал вид, будто внимательно слушаю его, хотя в действительности думал совсем о другом.

- Все это, конечно, чудесно, самым неожиданным образом закончил свои разглагольствования Пазетти. Но знаю я вас, сценаристов: все вы одним миром мазаны... Получите деньги только потом вас и видели... Все-таки скажу Баттисте, чтобы он попридержал выплату твоего гонорара.

- Не надо, Пазетти. Прошу тебя.

- Ну, там видно будет... Не слишком-то на меня рассчитывай.

Я снова украдкой взглянул на часы. Я дал Пазетти возможность покичиться своей властью он покичился ею, теперь можно было и уходить.

- Ну вот, начал я, рад, что сценарий написан или, как ты говоришь, закончен вчерне... А теперь, пожалуй, мне пора идти.

- Ничего подобного! воскликнул он добродушно. - Мы должны выпить за успех фильма... Какого дьявола... Сценарий написан, и ты от меня так просто не уйдешь...

- Ну, если надо выпить, сказал я покорно, что ж, я готов.

- Тогда пошли... Думаю, жена будет рада составить нам компанию.

Я прошел за ним из кабинета по узкому, пустому белому коридору, в котором стояли запахи кухни и детских пеленок. Пазетти открыл передо мной дверь в гостиную и крикнул:

- Луиза, мы с Мольтени закончили работу над сценарием... Выпьем за успех фильма.

Синьора Пазетти встала с кресла и сделала несколько шагов нам навстречу. Это была невысокая женщина с большой головой и очень бледным продолговатым лицом, обрамленным черными блестящими волосами. Ее большие, но тусклые и невыразительные глаза оживлялись только в присутствии мужа: тогда она не спускала с него взгляда, словно преданная собака. Но когда мужа не было, она сидела потупившись, изображая неприступное целомудрие. Хрупкая и миниатюрная, она за четыре года супружеской жизни родила четырех детей.

- Ну и напьемся же мы сегодня, с вымученной веселостью заявил Пазетти. Я приготовлю коктейль.

- Только не для меня, Джино, предупредила его синьора Пазетти. Ты ведь знаешь, я не пью.

- Ну, а мы выпьем.