Презрение Лорда

— Это белое золото. — Слова Этьеран были сказаны таким несчастным тоном, словно она только что понесла тяжелую утрату.

— Ну так что? — Он не мог понять, что так расстроило женщину. — Это ничего не значит. Джоан… Джоан когда-то предпочитала его темному золоту. — И это не удержало ее от развода с ним.

— Это белое золото, — повторила Этьеран. — Лорды знают древнюю песню Учения, в которой говорится о владельце белого золота. Я помню лишь отрывок из нее, вот он:

В золоте белом, диком, волшебном.
Силы неведомые воплощены.
Сам же владелец его, несомненно,
Угрозу несет всему миру Страны.
Он могуч и бессилен, глупец и герой,
И словом предательства или правды
Он может, шутя, управлять Страной,
Дать счастья нам всем
Иль разрушить мечты…
Холоден он и страстен,
Утерян и найден вновь,
И в разуме его безумном
Уживаются злость и любовь…

Вы знаете эту песню, Кавинант? Во всей стране нет белого золота. В земле никогда не находили золота, хотя говорят, будто Берек знал о нем и сочинял песни. Вы появились из других мест. Какая ужасная цель привела вас сюда?

Кавинант чувствовал, что она хочет по его взгляду найти в нем какой-то порок, какую-то фальшь, которая успокоила бы ее страх. Он будто окаменел.

«У тебя есть сила, — сказан Презренный. — Могущественная магия… Ты никогда не узнаешь, что это такое».

Мысль о том, что это обручальное кольцо является каким-то талисманом, заставила его почувствовать приступ тошноты, словно он вдохнул в себя запах эфирного масла. Ему страшно захотелось закричать. Ничего этого нет! Но ему был известен лишь один-единственный ответ: не думать об этом, следовать по тропе сна, выжить. И он ответил Этьеран ее же языком:

— Все цели ужасны, мне надо передать послание в Совет Лордов.

— Какое послание? — требовательно спросила она.

После секундного колебания он пробормотал:

— Серый Убийца вернулся.

Как только Кавинант произнес это имя, Лена выронила из рук глиняный кувшин, который несла, чтобы поставить на стол, и бросилась в объятия матери.

Кавинант стоял, сердито глядя на разбитый кувшин. Вылившаяся из него жидкость блестела на гладком каменном полу. Потом он услышал, как Этьеран, задыхаясь, в ужасе произнесла:

— Откуда вам это известно?

Он оглянулся на нее и увидел, что обе женщины прижались друг к другу, словно дети, напуганные демонами своих самых страшных снов.

— Грязный отвергнутый прокаженный! — угрюмо пробормотал он.

Но к Этьеран, казалось, понемногу возвращалась обычная твердость. Она крепко сжала губы, и взгляд ее больших глаз посуровел. Несмотря на весь свой страх, она была сильной женщиной, успокаивающей свое дитя и заставляющей себя броситься навстречу угрожающей ему опасности. Она снова спросила:

— Откуда вам это известно?

Она заставила его встать в оборонительную позицию, и он ответил:

— Я встретил его на Смотровой Кевина.

— Ах, увы! — вскричала Этьеран, крепко прижимая к себе Лену. — Что будет с молодежью в этом мире. Поколения умрут в агонии, и будет война, и ужас, и боль для живых. Увы, Лена, дочь моя! Ты родилась в злое время, и когда наступит час битвы, не будет для тебя ни мира, ни утешения. Ах, Лена, Лена!

Ее горе затронуло незащищенную струну в Кавинанте, и в горле его появился комок. Голос Этьеран заполнял его собственное видение запустения в Стране, будто погребальное пение, которого он прежде никогда не слышал. Впервые он почувствовал, что в Стране имелось нечто драгоценное, чему теперь грозило исчезновение.

Это сочетание сочувствия и гнева еще больше натянуло его нервы. Он почувствовал, что его бьет дрожь. Когда он взглянул на Лену, то увидел, что сквозь страх в ней уже пробудилось новое благоговение перед ним. Бессознательное предложение в ее взгляде горело еще более завлекающе, чем прежде.

Кавинант сидел молча, пока Этьеран и Лена постепенно успокаивали друг друга. Потом он спросил:

— Что вам известно обо всем этом? Что происходит со мной?

Прежде, чем Этьеран смогла ответить, снаружи послышался голос:

— Эй! Этьеран, дочь Тьеран! Трелл Гравлингас говорит нам, что твои дела на сегодня окончены. Выходи и спой для Подкаменья!

Мгновение Этьеран стояла, совершенно погрузившись в себя. Потом она вздохнула:

— Ах! Дело моей жизни только что началось, — и направилась к двери. Отогнув занавес, она произнесла в темноту: — Мы еще не ели. Я приду позже. Но после собрания мне нужно поговорить с группой старейших.

— Их предупредят, — отозвался голос.