Презрение Лорда

— У тебя есть сила. — Голос Этьеран был лишен всяких эмоций: ровный и бесстрастный, он словно бы утратил способность выражать горе или гнев.

— Какая сила? — с болью в голосе спросил Кавинант.

— А для чего же ты носишь белое золото?

— Это простое кольцо. Я ношу его… Я ношу его потому, что я прокаженный. Я ничего не знаю ни о какой силе.

Этьеран не смотрела на него.

— Я не могу в это поверить. Ты закрыт для меня.

При этих ее словах ему захотелось протестовать, схватить за плечи и крикнуть ей в лицо: «Закрыт? Смотри, смотри на меня! Я не Берек! Я не герой. Я слишком болен для этого». Но ему не хватало силы. Он был чересчур тяжело ранен, как своим бессилием, так и невозможным требованием Этьеран.

Как?

Духи!

Как могло это случиться со мной?

Несколько секунд он вздыхал над этим вопросом. Потом решил про себя: «Я должен был знать…»

Он должен был услышать угрозу для себя в песне Этьеран о Береке, увидеть ее в Анделейне, почувствовать в перемене, произошедшей с его ботинками. Но он был глух, слеп, нем. Движение вперед так захватило его, он так стремился убежать от безумия, что не обратил внимания на безумие, к которому вела тропа его сна. Этот сон хотел сделать из него героя, спасителя; и, таким образом, он соблазнял его, гнал вперед все быстрее и быстрее, так, чтобы у него не оставалось времени позаботиться о себе; чтобы он рисковал своей жизнью ради духов, Страны, ради иллюзий. При этом единственная разница между Этьеран и Лордом Фаул заключалась в том, что Презренный желал ему неудачи во всем этом.

«Ты никогда не узнаешь, что это такое». Конечно, он никогда не узнает. Под гнетом слабости в нем постепенно росла волна гнева. Ему снился сон — это было ответом на все, на невозможные ожидания Страны по отношению к нему, равно как и на бессилие самой Страны. Он понимал разницу между реальностью и сном; он был в здравом уме.

Он был прокаженным.

И все-таки духи были так прекрасны. Они были убиты…

Я прокаженный…

Дрожа, он начал осматривать себя.

«Проклятье, — думал он, — что общего может быть у меня с духами, с дикой магией и с этим чертовым Береком Полуруким? — На нем, казалось, не было повреждений — никаких царапин и ссадин, одежда измята, но не порвана, однако конец посоха Хайербренда почернел от испытанной им силы юр-вайлов. — Черта с два! Им не удастся проделать это со мной».

Обуреваемый злобой на собственную усталость, он тащился рядом с Этьеран. Она не смотрела на него и, казалось, вообще не замечала его присутствия; и он в течение всего дня не тревожил ее, словно опасаясь, что не сможет ответить, если даст повод обвинить себя. Но когда они остановились вечером на ночлег, холодная ночь и хрупкие звезды заставили его пожалеть об утрате одеял и гравия. Чтобы отвлечься от неприятного дискомфорта, он возобновил полузабытые попытки узнать побольше о Стране. Он робко попросил:

— Расскажите мне об этом… О том, кто нас спас. Там, во время празднования…

Этьеран долго молчала, затем ответила:

— Завтра.

Ее голос не выражал ничего, кроме апатии.

— Оставьте меня в покое. Хотя бы до завтра.

Кавинант кивнул ей в темноте, казавшейся густой от холодных бьющихся крыльев, но на это он мог дать лучший ответ, нежели на тон Этьеран. Долгое время его бил озноб, словно он готовился с негодованием встретить любой сон, причиняющий страдания несчастному человечеству, и наконец он впал в какое-то судорожное забытье.

На следующий день, девятый после выхода из Парящего Вудхельвена, Этьеран рассказала Кавинанту об Освобожденном. Голос ее был ровным, как рассыпавшаяся скала, словно она достигла такого состояния, когда все, что говорила, разоблачая себя, уже ничего более для нее не значило.

— Среди студентов Лосраата есть такие, — сказала она, — которые обнаружили, что не могут работать на благо Страны или учения Старых Лордов в обществе своих коллег-Лордов или Ловарденов, последователей Меча или Посоха. Они обладают особым даром видеть, который вынуждает их действовать в одиночку. Но их приверженность к одиночеству не отделяет их от людей. Они проходят Ритуал Освобождения и освобождаются от общих обязанностей для того, чтобы с благословения Лордов искать свое собственное учение, пользуясь уважением всех, кто любит Страну. Еще давным-давно Лордам стало понятно, что желание уединения — это не всегда и не обязательно эгоистичное желание, если только оно не выражается теми, кто в действительности ему подвержен.

Многие из Освобожденных больше никогда не вернулись к людям и пропали без вести. А вокруг тех, кто не пропал полностью, стали складываться легенды; про некоторых говорят, будто им известны секреты снов, про других — будто они пользуются какими-то таинственными средствами для лечения людей, про третьих — будто они дружат с животными, умеют говорить на их языке и могут призвать их на помощь, если в этом возникнет большая необходимость.