Презумпция любви

Решила про себя, что узнает сегодня всю правду о мотивах поступка младшего Малышева и больше никогда не переступит порог его квартиры.

«Волга» мягко въехала во двор ее дома на Пречистенке, сегодня он был очень уж темным, похоже, фонари не горели. Подумать о том, почему вдруг погасли фонари, она просто не успела, ибо тотчас же навстречу резко вспыхнули фары, на мгновение ослепили, но только на мгновение.

— Тимофей, ложись на сиденье! — приказала Воронина и сама упала даже не на заднее сиденье, а на пол машины.

Не понаслышке знала, что такое неожиданный резкий свет фар встречной машины в темном дворике. Гулко ударила автоматная очередь, зазвенели осколки лобового, а потом и заднего стекла, зашипели сиденья, пробитые пулями. Мгновением позже хриплый стон вырвался из груди водителя, который не успел выполнить ее приказ. Тимофей упал грудью на рулевое колесо, «Волга» по инерции катилась вперед, а Воронина, сжав кулаки, лежала на грязном полу, прижимая к груди сумочку и жалея о том, что не носит с собой пистолет.

Казалось бы, нескончаемая автоматная очередь умолкла так же неожиданно, как и началась, взревел двигатель встречной машины, она промчалась мимо, выскочила на Пречистенку. «Волга» мягко ткнулась носом в старый тополь и замерла. Неестественная тишина воцарилась во дворе. Воронина выбралась из «Волги», чувствуя на себе невидимые взгляды жильцов, наверное, все, кто был в это время дома, прильнули к окнам. Возможность того, что где-то остался киллер, была минимальной, уж слишком много свидетелей видели бы его, а не удаляющийся зад машины преступников.

— Пожалуйста, немедленно вызовите милицию! — громко крикнула она и бросилась к передней дверце, открыла ее, вытащила водителя из машины, положила на асфальт, поближе к окнам квартиры первого этажа, хоть какой-то свет исходил от них.

Губы водителя подрагивали, он что-то пытался сказать, но не мог. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — с такими ранениями не живут.

— Потерпи немного, Тимофей. Тима, пожалуйста, потерпи, — пробормотала она, сидя рядом на корточках и поддерживая голову водителя ладонью.

Левой рукой достала из сумочки мобильник, позвонила дежурному, сообщила о покушении, а когда снова склонилась над водителем, увидела безжизненные глаза, удивленно глядящие в черное небо, словно хотели они сказать вослед улетающей душе: «Куда же ты?..»

Из подъезда уже выскочили несколько мужчин, сосед с нижнего этажа, Слава Носков, осветил фонарем изувеченную «Волгу», приблизился к Ворониной:

— Любовь Георгиевна, ментов уже вызвали. Что-нибудь надо еще?

— Нет, Слава, спасибо. Тимке уже ничем нельзя помочь, а я… я в порядке.

— Ну, падлы! — зло сказал парень. — Совсем обнаглели! Это ж надо, чуть ли не в центре Москвы — из автоматов!

— Значит, не зря работаем, — тоскливо усмехнулась Воронина. — К сожалению, это чуть ли не единственное доказательство того, что работаем правильно.

Через пять минут к дому подъехал ближайший наряд патрульно-постовой службы, еще через десять — опергруппа из управления, которым руководил Иван Хлопов, во главе с начальником.

— Люба! — бросился к ней Иван, крепко обнял и даже поцеловал в щеку. — Я так перепугался, когда дежурный сообщил о покушении, но хорошо, что ты жива. Не ранена?

Сейчас он говорил своим настоящим голосом, который она помнила с тех времен, когда два дружных семейства жарили шашлыки на даче или отмечали какой-то праздник на кухне. Как бы ни изменился Иван за последние годы, а все-таки — старый друг. Новых-то не появилось…

— Спасибо, Ваня, я не пострадала. Сейчас приедут наши, сами займутся этим делом. Пусть твои люди поговорят с жильцами, кто-то, наверное, видел незнакомую машину во дворе, я-то ни черта не успела заметить.

Она ждала, что выбежит встревоженная дочь, ведь, наверное, уже дома, наверное, слышала автоматную очередь, ее громкий голос. Должна выбежать, обнять мать, может быть, заплакать… Как ни грустно сознавать, эта трагедия могла снова их сблизить, вернуть прежние доверительные отношения, вон даже Иван действительно разволновался… Во дворе неподалеку от места происшествия уже толпились человек двадцать жителей дома, из других домов тоже, наверное, пришли, но дочери среди них не было.

Дождавшись оперативников из Генпрокуратуры, Воронина в сопровождении Хлопова поднялась в свою квартиру. Время — почти половина десятого, а Светлана, похоже, еще не вернулась из института, хотя давно пора было бы. Она посмотрела на Хлопова, тот нахмурился, сжал кулаки.

— Думаешь, они могли?

— Не знаю, Ваня, не знаю. У меня к тебе просьба — найди ее немедленно и привези домой. Я понимаю, это странная просьба, но я тебе дам телефоны ее подруг, может, она у них, может, знают, с кем встречается. Я просто не в состоянии названивать сейчас, понимаешь?

— Нет вопросов, Люба, — кивнул Хлопов. — Лично займусь этой проблемой, немедленно.

Воронина записала на листке бумаги телефоны подруг дочери, протянула полковнику.

— И вот еще что. Если найдешь — не говори, что со мной случилось, хорошо?

— Понял. Ты в порядке? Хочешь, побуду с тобой.