(О том же говорила в своей рецензии и сама Соня.) Чуть ли не половина её статьи — это рассуждение с плохо скрываемой яростью о боли и унижениях, которые ей довелось пережить в детстве. Роман Пейрефитта посвящён дружбе двух мальчиков, чьи отношения в закрытой католической школе (как и отношения Уинстона и Джулии в романе Оруэлла) являются по своей сути подрывом системы воспитания, принятой в католических интернатах. Неудивительно, что этот роман вконец разбередил в Соне старые раны, и без того уже потревоженные расспросами Оруэлла о её школьных годах. И поэтому так страстны, почти бессвязны слова Сони о тех, кто когда-то имел над ней власть и требовал беспрекословного повиновения, «не столько заботясь о девственности подопечных, сколько стремясь искоренить ту угрозу их системе воспитания, что несёт в себе потаённое чувство, горящее в юных сердцах. Полюбившие друг друга дети создают себе свой мир, недоступный их воспитателям. И эта недоступность и делает его неприемлемым для тех, чья единственная цель — целиком и полностью властвовать над каждым вздохом и каждым помыслом… Но все эти церковные воспитатели, как и вообще все тоталитаристы, забывают, что их методы могут быть обращены и против них самих…»
…Оруэлл в своём романе говорил (в этом контексте. — А.Б.) о «двоемыслии» (
(Неизвестно, читал ли Оруэлл тогда статью Сони)…но трудно поверить в столь невероятное совпадение: ведь именно тогда, когда он приступил к написанию романа, его бывшая любовница предельно точно обозначила в своей журнальной статье смысловой стержень его художественного замысла. Вымышленная Оруэллом Джулия говорит тем же голосом, что и его живая Соня, которая писала: «…стоит распознать их мир — и ты уже никогда не станешь их жертвой, потому что откроешь для себя единственное необоримое средство защиты от них — циничное осознание, что тебе больше нечего терять… Такова печать католического воспитания… Все, кто через эту школу прошёл, безошибочно распознают её друг в друге. Словно члены некого тайного братства, они обнимают друг друга, забывают на миг зло, что им причинили, и осторожно, робкой лаской пытаются хоть немного успокоить свою боль…»