Презумпция лжи

— Пошли! — Михеев оставил УАЗ на стоянке, пошел к министерству, не оглядываясь. Схватив небольшую папку, где лежали все мои документы, я отправился вслед за ним…

Тогда еще обстановка в стране была достаточно спокойной. Бандитизм, особенно в пакистанском приграничье не прекращался здесь никогда, китайцы уже начали бороться с «советским ревизионизмом», но тоже в гомеопатических дозах. Поэтому у часового, стоящего на входе не было даже автомата, только пистолет. На удостоверение Михеева он взглянул мельком, вопросительно уставился на меня. Андрей Леонидович коротко сказал что-то на незнакомом мне языке и мы прошли в министерство…

— А где я буду работать? — спросил я по дороге…

— Пока — на станции радиоперехвата. Она находится здесь, потому что недалеко — американское посольство. Нужен хороший переводчик, ты же знаешь язык. А твой подсоветный только что прибыл с обучения из СССР, хорошо знает аппаратуру, заодно и познакомитесь. На улицу пока ни тебя, ни его выпускать нельзя. Вот, кстати и он…

Невысокий, смуглый, черноусый старший лейтенант приветственно махнул рукой. Так он обсуждал что-то со своими, но, увидев нас, сразу направился к нам. На его лице белым вспыхнула улыбка,[25] что вообще то для Афганистана было редкостью…

— Вот, советника тебе привел… — улыбнулся Михеев

— Хорошо, хорошо… — афганец с улыбкой протянул мне руку — старший лейтенант Мустафа Фархади

— Белов. Сергей Владимирович. Капитан — отрекомендовался я. Постоянно приходилось держать в голове, что я не Соболев, а Белов, назвать хоть один раз свою настоящую фамилию было равнозначно провалу…

Лейтенант Фархади недоуменно повернулся к Михееву…[26]

— Все правильно. Он капитан, языки знает…

— Понятно…

— Ты, Мустафа, пока иди на станцию, мы тут к ГВС зайдем, вопросы решим и к тебе сразу спустимся…

— Понял…

Афганистан, Кабул 20 сентября 1978 года

Осень пришла в Афганистан — первая осень революции. За прошедшие две недели я немного обжился, решил самые насущные вопросы — и начал понимать. Что происходит…

Первым делом получил квартиру — двумя этажами ниже квартиры Андрея Михайловича, в том же подъезде. Тогда с квартирами еще особых проблем не было, потому что жилье для советников строилось и весьма активно, а резкое увеличение численности советнического контингента началось позже, к концу 1978 года. Поэтому квартиру мне дали без проблем, несмотря на то, что я был холостым и даже всего в двух этажах от начальства — чтобы далеко не ходить…

Но контингент наращивался. Новые соседи появлялись едва ли не каждую неделю, именно осенью 1978 года даже мне, далекому от армейских реалий и ничего не знающему о советской военной помощи в других странах стало ясно — количество наших военных советников уже значительно превосходит средний уровень. И это неспроста.

А Варяжцев уехал. Буквально на следующий же день после моего приезда, оставив меня в недоумении: он для чего сюда приезжал? Для того, чтобы меня в аэропорту встретить? Да быть не может!

Осень семьдесят восьмого стала крахом романтических надежд революции. Все-таки среди тех, кто совершил Саурскую революцию, было немало романтиков и мечтателей. Например, тот же Нур Мухаммед Тараки, генеральный секретарь НДПА, известный писатель, который при встрече со специалистами международного отдела ЦК КПСС поразил их крайней наивностью и слабым знанием марксистско-ленинской теории. В их понимании — стоило только сказать народу правильные слова, рассказать про революцию — и страна сразу начнет жить по-новому при прямой поддержке великого северного соседа. Оказалось, что все намного сложнее…

Саурская революция постепенно увязала в болоте. Насаждался культ личности Тараки — теперь, когда мы ехали на работу, то сразу в нескольких местаз афганской столицы могли видеть портреты «великого вождя и учителя, героя Саурской революции». Некоторые портрет размерами соперничали с брежневскими — это при том, что ткани в стране не хватало, как и многого другого.

Первым делом новое правительство умудрилось поссориться с церковью. Несмотря на ранее провозглашенный лозунг «защиты принципов ислама и демократии» правительство Тараки начало жесткую борьбу с муллами, иногда происходили даже расстрелы авторитетных богословов, причем в пятницу, в мечетях при скоплении верующих. Все это делало погибших мулл шахидами, павшими от рук безбожников на пути Аллаха, а племена откуда они родом, и их учеников-мюридов обрекало на дорогу кровной мести. В этом правительство Тараки было намного глупее свергнутого ими Дауда, который происходил из королевской семьи и отлично умел управлять государством, не множа при этом без необходимости число врагов своих. Новое правительство не ходит в мечети — передавалось из уст в уста на базарах и в дуканах. Конфликт уже начинал тлеть, даже без помощи американцев. Пока только тлеть…