Презумпция лжи

Лететь в Союз с телом пришлось, конечно же, мне. Дело это было скверное, тяжелое, если потом, через несколько лет оно воспринималось как обыденное — еще один убитый мушавер[35] — то в те времена смерть в советской дипмиссии, да еще не смерть, а убийство было дело чрезвычайным.

Ждали следствие. Должен был прилететь следователь, но он почему-то не прилетал. Зато из Москвы пришло указание — ближайшим же попутным рейсом, даже военным отправить тело в Москву. Обмыли, сделали что могли — но оставался вопрос, кому лететь с телом, ведь просто так гроб отправлять было нельзя. И меня, как самого молодого (в смысле дипломатического стажа) и как человека, раньше работавшего с Михеевым, отправили сопровождать труп.

Летели почему-то опять с Баграма, не с гражданского аэропорта Кабула. Подрядили афганский военный транспорт — грузовик ЗИЛ-131 с тремя сорбозами, вклинились в небольшую колонну и тронулись. Я и сорбоз — водитель в кабине, еще двое сорбозов — в крытом тентованном кузове. Зачем было трое сорбозов, если учесть, что автомат у них был один — я так и не понял, но и вопросов задавать не стал. Тем более что и на пушту и на дари я понимал очень и очень хреново.

Странно — но в Баграме нас ждал тот же самый самолет, на котором я прилетел сюда — Ан-22 «Антей». Видимо, он постоянно работал на перевозках в Афганистан. Командир экипажа был тот же самый, увидел меня, он улыбнулся но, увидев мой груз, скривился, как будто проглотил лимон, причем незрелый. Везти покойника у авиаторов всегда было плохой приметой…

— Что случилось? — командир корабля кивнул в сторону наспех сколоченного гроба

Я только махнул рукой — что случилось, хотел бы знать и я сам…

Самолет поднимался в воздух тяжело, натужно ревя моторами. Баграм был аэродромом высокогорным, и моторам элементарно не хватало воздуха. А взлетно-посадочной полосы для разгона такой махины как Антей и вовсе хватало в обрез. На какой-то момент я даже испугался, когда увидел горные пики, надвигающиеся на тяжело взлетающую машину — мое воображение мигом нарисовало скрежет металла, крики, ярко-оранжевую вспышку под завязку залитых баков — но самолет разминулся с горами с запасом по высоте буквально метров тридцать, не больше. Экипаж был явно очень опытным — а других на этой трассе и не держали…

Нашу границу пересекли быстро, тогда еще было не принято по этому поводу давать сирену и распечатывать бутылку водки, сей обычай появился потом. На сей раз я сидел рядом с штурманом и границу видел очень даже хорошо. Нашу территорию и афганскую разделяла даже не серая нитка пограничной реки Пяндж — она отделяла богатство от страшной нищеты. Богатство — не богатство — но тот, кто видел в те времена ту и другую сторону границы мог бы меня понять. С нашей, советской стороны — дороги, аккуратные поселки, зеленые квадратики полей, часто искусственно орошаемых. С той стороны — каменистые осыпи, невозделываемая земля и нищие лагуги…