Презумпция невиновности

— Вот вам пример, — продолжал Седлюк. — Вы и майор Неклюдов рассматриваете меня одинаково, как преступника, но оцениваете по-разному, ибо, как я успел заметить, вы разные люди. Майор, когда меня задержали, сам не замечая того, выложил на первом допросе мне все, что у него было в смысле улик против меня. И на моем месте разве только бы дурак не сориентировался. А мне ведь и самому когда-то приходилось допрашивать людей. Так вот я вроде как бы коллега ваш, — его левая щека опять дрогнула в усмешке. — Вот только не ведаю, с каким багажом приехали из Тернополя вы?

Я внимательно посмотрел ему в глаза и сказал:

— Хотите сюрприз? Я охотно расскажу о всем том, что мне удалось собрать о вас, о вашей преступной деятельности.

— Не надо, — махнул он рукой и попросил сигарету. Прикуривая, сказал: — Потом, когда мне будет разрешено ознакомиться с уголовным делом, будет неинтересно читать его. Я, знаете, люблю во всем загадочность...

Я не приступал к допросу, хотя и не располагал временем. Мне интересно было выслушать Седлюка до конца. И он вдруг сказал:

— Как я понимаю, вас интересуют события второго июня?

— Верно. Разговор о вашем прошлом будет в другом месте.

Седлюк согласно кивнул головой и продолжал:

— Давайте говорить откровенно. В отношении инкриминируемого мне убийства. Думаю, у вас нет против меня веских доказательств. Чемодан с ценностями и деньгами? Не мой, впервые вижу! Мне его майор в Озерном при задержании подсунул... Хорошо, допустим, вы докажете, что чемодан принадлежит мне. Но ведь я могу заявить, что его содержимое за бесценок купил у незнакомого мне мужика...

— Есть другие улики, — сказал я. — Например, показания Кондрашука.

— Кондрашука? — удивленно вскинул брови Седлюк. — Это уже что-то новенькое!

— Ай-ай, — укоризненно покачал я головой. — Вы же сами, Виктор Семенович, предложили быть откровенными друг с другом!

На лице Седлюка отразилось что-то вроде смущения, и он спросил:

— А где этот... Кондрашук?

— Через две камеры от нас с вами.

— Ясно, — крякнул Седлюк и сказал: — Но учтите, роль Кондрашука в этом деле незначительна. Он просто был наводчиком. Каюсь, что доверился ему, но у меня не было иного выбора... Я тоже преподнесу вам сюрприз: расскажу об этом убийстве. И сделаю это лишь потому, что просто устал от жизни, устал мотаться по свету, заметать следы. Это очень страшно на старости — быть одиноким, никому не нужным, чужим, не иметь своего угла, близкого человека... Поэтому меня сейчас устраивает любой финал. Так лучше...

Седлюк растер в пепельнице окурок и попросил:

— Разрешите еще одну сигаретку. Что-то на курево потянуло. Редко курю. — Он прикурил от моей зажигалки, жадно затянулся дымом и продолжал: — Да, я был в банде Гальченки. Пошел к нему не по серости и недомыслию, как пытаются оправдаться сейчас мои бывшие однокашники, а пошел сознательно, из-за ненависти к вашей власти. Крепко она, эта власть, обидела меня! Если бы в сорок пятом не сбежал от конвоя, давно бы сгнил падалью где-либо. И, учтите, ни за что бы сгнил — одного председателя сельсовета пырнул ножом, с моей женой сожительствовал, а мне приписали чуть ли не покушение на устои советской власти...

Седлюк замолчал и некоторое время задумчиво курил. Я не торопил его. После паузы он опять заговорил:

— Когда весной сорок шестого нас, как волков, обложили в лесу энкаведисты, мой двоюродный брат Семка Ковальчук прихватил кассу банды и исчез. Мне тоже чудом удалось улизнуть. Я думал, что Семка погиб, а он вот в ваших краях объявился. Это мне надежный человек подсказал.

— Кондрашук? — уточнил я.

— Он самый, — кивнул Седлюк. — В этом году я разыскал его. Тоже был связан с нами. Вот и решил я свести счеты с Семкой. При встрече повел он себя подло. Но это уже не столь важно. В общем, убил я его!..

— На чем вы добирались на хутор?

— Господи, да «одолжил» у одного раззявы «газик», а потом в сохранности оставил его на одной из улиц города. Грубо, конечно, работал. Стареть начал. Сейчас и сам вижу, сколько ошибок допустил. И самая крупная из них та, что доверился Кондрашуку, этому пьянице и мелкому жулику. Мне нужно было из Новоселок не заходить к нему, но боялся, что скулить начнет. Вот и сунул ему кусок, чтобы молчал...

Седлюк опять замолчал, думая о чем-то своем. Я протянул ему пачку сигарет, спросил:

— Скажите, Виктор Семенович, а зачем вам нужны были эти ценности? Ведь не столь уж много вам осталось в этой жизни...

— За кордон податься хотел, потому и крутился возле границы. Хотел хоть последние годы как-то пожить по-человечески, — ответил он и, пыхнув дымом сигареты, с усмешкой добавил: — Всю жизнь я разыскивал свой квадрат, равновеликий кругу, да не там искал его. И вот — финал...

Сильный ветер в октябре

1

Автобус в Соколово прибыл поздно вечером. В числе других пассажиров я покинул теплый, обжитый за дорогу салон и оказался на пронизанной насквозь ветром небольшой привокзальной площади.

— Игорь Иванович? — раздался за спиной голос.

Я оглянулся. Передо мной стоял Козловский. Протягивая руку, он виновато улыбнулся, сказал: