Презумпция невиновности

– А вот и чай! – голосом радушной хозяйки воскликнула я, пристраивая поднос между ними. Митя тут же взял свою чашку, поставил перед собой, прихватил два длинных узких пакетика и принялся трясти один, после чего оторвал верхнюю часть упаковки и высыпал сахар в чай. Не отрывая презрительного взгляда от Митиных рук, ловко манипулирующих следующим пакетиком, Вика небрежно спросила:

– Знаете, как умер изобретатель вот этих самых бумажных пакетиков-стиков для сахара?

– И как же он умер? – дернул щекой Митя, отрывая у пакета верхушку.

– Он сошел с ума и покончил жизнь самоубийством, потому что не смог вынести издевательства над своим изобретением, – со знанием дела заявила Виктория. – Изобретатель заметил, как посетители кофеен берут сахарный пакетик за уголок, трясут его, ожидая, когда сахар ссыплется вниз, и только после этого отрывают угол упаковки и высыпают содержимое в чай. При этом они тратят уйму времени и сил. Тогда он изобрел вот этот узкий и длинный пакетик-стик, призванный ускорить процесс закладки сахара в напиток. Такой пакетик по идее автора нужно разламывать пополам: это и быстро, и аккуратно – нет мелких бумажных обрывков на столе. И вот, когда он все так великолепно продумал, он идет в кофейню и видит, как всякие там дураки вновь берут его изобретение за уголок, долго трясут, после чего обрывают верхнюю часть пакетика и высыпают сахар в чай. Ну и как тут умом не поехать? Я бы тоже на месте этого парня покончила с собой, только я сначала поубивала бы тупых уродов, которые не понимают очевидных вещей.

Митя молча проглотил обиду, увлеченно поедая торт, но Вика не собиралась так быстро сдаваться. Оценив непрошибаемость объекта нападения, девочка решила зайти с другой стороны.

– Слушай, Агата, это твой парень, да? – нимало не смущаясь Митиным присутствием, осведомилась она.

– Допустим, – дипломатично ответила я.

– Фу, какой-то некрасивый, – протянула девчонка. – Наш Боря в сто раз лучше! Я бы с таким встречаться не стала. Вот что это на нем надето? Рубашка, да? Ну и на какой помойке он ее нашел? У нас в Питере точно в таких попрошайки ходят, чтобы выглядеть пожалостливее – так подают больше.

По мере того как Вика углублялась в переход на личности, Митя жевал все медленнее и медленнее, пока не отодвинул тарелку с недоеденным тортом в сторону и не поднялся с ковра.

– Ну все, я спать, – сухо сказал он, ретируясь в сторону спальни.

– А тортик? – вдогонку прокричала я.

– Спасибо, сыт по горло, – сердито отозвался любимый.

– Вик, зачем ты троллишь людей? – устало спросила я, глядя в сияющие радостью детские глаза. – Что тебе Митя сделал плохого?

– Я его ненавижу. И тебя ненавижу. И себя ненавижу. Я всех ненавижу! Чтоб мы все сдохли!

Я мысленно сосчитала до десяти и ровным голосом сказала:

– Иди умывайся, чисти зубы и ложись спать, я постелю тебе постель.

Вику я положила в гостиной. Забившись под одеяло, девочка сверкала на меня злобными глазами, что-то бормоча себе под нос.

Не обращая внимания на ее капризы, я приняла душ и улеглась в кровать рядом с Митей. Митя делал вид, что спит, хотя по его дыханию я понимала, что он глубоко обижен.

– Мить, – тихо позвала я. – Не сердись на Вику, она не в себе. У девочки трудная судьба, возможно, ее надо лечить. Завтра мы едем делать томографию, потом пройдем другие обследования, и нам скажут, что нужно делать, чтобы решить эти проблемы.

– Я сплю, – буркнул Рындин, отворачиваясь к стене.

Я тоже отвернулась от Мити и буквально в следующую секунду провалилась в вязкий сон.

* * *

Проснулась я оттого, что Митя тряс меня за плечо и страшным голосом кричал:

– Агата, мы горим! Просыпайся, нужно выбираться!

Я щелкнула включателем ночника и не увидела воздуха. Он был черный, густой и тягучий, как смола, и дышать им было мучительно больно. Митя метался по спальне, пытаясь в дыму определить, в какой стороне находится дверь. Распахнув окно, я глотнула ночной прохлады и обернулась к любимому:

– Дверь правее, толкни посильней! Нужно будить Вику!

– Сама и буди! – крикнул парень, выбегая из комнаты.

– Глупо дуться на ребенка, – пробираясь через дымовую завесу в коридор, одернула я Митю.