Презумпция невиновности

Мы такие бедные, шутили мы с Барбарой, что единственное удовольствие, которое мы можем себе позволить, это снова лечь в постель. Шутка отчасти смягчала неловкость, которую мы оба испытывали, так как знали, что чересчур много занимаемся любовью. Да, то были годы плотских утех. Я изнывал, дожидаясь конца недели. И вот наконец суббота, священный день: ужин вдвоем, бутылка недорогого вина, а потом радостная, лихорадочная близость. Мы могли начать где угодно – на кухне, в прихожей, в гостиной – и, сбрасывая на ходу одежду, двигались в спальню. Это могло продолжаться часами. Мы катались по постели, мой член был постоянно в состоянии эрекции. Заострялись грудки моей черноволосой красавицы. Однажды поздним вечером – мы раздевались в спальне – я вдруг вижу, что жалюзи на окне подняты, а из противоположного окна на нас смотрят наши соседи, старик со старухой. Смотрят невинными округлившимися глазами, какие бывают у напуганных зверьков. Не думаю, что они специально подсматривали за нами. А Барбара уже взяла в руку мой набухший, смазанный миндальным маслом член. Она тоже увидела тех двоих. Я дернулся было к окну, чтобы опустить ставни, но она удержала меня и прошептала, обдавая горячим дыханием и снова ухватившись за мою плоть: «Не надо, не обращай внимания. Ведь они почти что мертвые».

Глава 21

Через неделю после того, как было объявлено о привлечении меня к суду, мы с Сэнди стоим в приемной юридической фирмы, в которой с мая Реймонд Хорган числится партнером. Помещение классное: паркетный пол, покрытый персидским ковром невероятных размеров с розовыми узорами всех оттенков по темно-голубому полю, десяток дорогих абстрактных картин на стенах, по углам – столы со стеклянными поверхностями и хромированной окантовкой, на них аккуратные стопки «Уолл-стрит джорнэл» и «Форбс». За изящным столом розового дерева – хорошенькая блондинка, которая, вероятно, получает дополнительно пару тысяч в год за свою внешность.

Взяв меня за лацкан, Сэнди шепотом дает указания. Молодые служащие в рубашках с короткими рукавами, снующие из кабинета в кабинет, вряд ли видят, как движутся его губы. Никоим образом не ввязываться в спор, говорит Сэнди. Реймонд будет задавать множество вопросов. Мой приход сюда должен оказать, по выражению Сэнди, «всего лишь стимулирующее воздействие». И главное – я не должен терять самообладание, как бы он меня ни встретил.

– Знаешь новость? – спрашиваю я.

– Слухами земля полнится. Гадать бесполезно. Скоро мы все узнаем из первых рук.

Да, Сэнди о многом наслышан. У хорошего адвоката должна быть широкая осведомительная сеть. Информацию доставляют клиенты, репортеры, знакомые полицейские, не говоря уже о других адвокатах. Адвокаты всегда представлялись мне особым племенем людей, которые передают друг другу новости грохотом тамтамов. Сэнди рассказал мне, что дель Ла-Гуарди вызвал Реймонда, как только сел в его кресло. Реймонд тщетно пытался отвертеться. Я надеялся, что после этого инцидента их отношения будут еще холоднее, но, увидев в списке свидетелей Реймонда Хоргана, Сэнди решил иначе. Он, естественно, не проговорится, откуда он почерпнул информацию о намерениях Реймонда.

Секретарша ведет нас к нему в кабинет, но оттуда уже вышел сам Реймонд. Он без пиджака.

– Сэнди, Расти, рад вас видеть! – Мой бывший босс хлопает меня по плечу и трясет руку. Он располнел еще больше. Из-под рубашки с короткими рукавами выпирает живот. – Вам не приходилось здесь бывать?

Реймонд ведет нас показывать помещение фирмы. С принятием нового налогового кодекса юридические конторы из бюрократических учреждений превратились в версальские дворцы. Реймонд рассказывает о работах художников, чьи имена он узнал из журналов. Стелла, Джонс, Раушенберг.

– Я особенно люблю эту вещь, – говорит он.

Я смотрю. Одни квадраты и треугольники. В конференц-зале восьмиметровый стол, высеченный из цельной глыбы зеленого малахита.

Сэнди спрашивает о характере работы фирмы.

– Ведем пока что дела на федеральном уровне, – отвечает Реймонд, – и это неплохо. Одно сейчас разбирает Большое жюри в Кливленде. Клиент продал военному ведомству партию парашютов с дефектными стропами. Элементарный недосмотр на производстве, – озорно ухмыляется Реймонд. – Это десять тысяч штук.

Наконец мы попадаем в кабинет Реймонда. Из предложенных ему он выбрал угловой. Отсюда открываются прекрасные виды на запад и юг. Доска достижений, которая красовалась у него в прокуратуре, теперь перенесена сюда. В центре доски – коллективное фото, снятое при последнем вступлении в должность окружного прокурора. Среди сорока других – я, на правом краю.

Неизвестно откуда появляется молодой человек. Реймонд представляет его: Питер… Фамилию я не расслышал. Он вроде самолета-корректировщика – должен следить, чтобы патрон не ляпнул что-нибудь лишнее.

– Итак, чем могу быть полезен? – спрашивает Реймонд, попросив секретаршу принести кофе.

– Прежде всего Расти и я хотим поблагодарить тебя за то, что выбрал время принять нас. Весьма великодушно с твоей стороны.

Реймонд отмахивается:

– Что я должен сказать?