Я разглядываю присутствующих. Опять полно репортеров, хорошо, хоть художников нет. Судья Литл обращается к журналистам предельно вежливо. Для них вдоль западной стены специально поставлен стол. Перед принятием любого сколько-нибудь важного решения он посылает в отведенную для них комнату человека. В зале, где будет решаться моя судьба, великолепный интерьер. Кресла присяжных заседателей отгорожены перилами из ореха, под стать перилам – изящные стояки. Свидетельская кафедра выдержана в том же стиле. Она установлена перед возвышением, на котором стоит кресло для судьи. Над ними – ореховый навес, опирающийся на две колонны из красного мрамора. Вплотную к возвышению примыкает стол для секретаря суда, судебного пристава и стенографиста, чья обязанность – записывать каждое слово, сказанное на открытом заседании. Перпендикулярно к судейскому столу – два ореховых стола на тонких ножках: один – для представителей обвинения, другой – для защитников. По традиции обвинители сидят на той же стороне, что и присяжные заседатели.
Наконец с другими делами покончено, объявляется мое. Некоторые репортеры подбираются к столу защиты, чтобы лучше слышать. Перед судьей Литлом выстроилась группа юристов, в их числе – я. Стерн, Мольто и Нико называют свои имена. Сэнди свидетельствует мое присутствие. Томми с ухмылкой смотрит на меня. Он наверняка слышал о нашей встрече с Реймондом.
– Джентльмены, – начинает судья Литл. – Я пригласил вас сюда, чтобы подготовиться к процессу. У меня есть несколько заявлений от защиты, и я готов, если не возражает обвинение, принять по ним решение.
Томми что-то шепчет в ухо Нико.
– У нас только одно возражение, – говорит тот. – Мы против отвода мистера Мольто.
Естественно, думаю я. На него вкалывает целое учреждение, а сам он по-прежнему как огня боится написать что-нибудь сам.
Ларрен говорит, что он оставит ходатайство об отводе мистера Мольто напоследок, хотя у него есть кое-какие соображения на этот счет.
– Итак, первое ходатайство. – Ларрен перебирает лежащую перед ним стопку бумаг. – Незамедлительно назначить день начала суда. Сейчас, как известно обвинителям, завершается «Дело о Родригесе», и у меня будет двенадцать свободных дней, ровно через три недели. – Ларрен смотрит на календарь. – Следовательно, восемнадцатого августа. Мистер Стерн, вас устраивает эта дата?
Приятная неожиданность. Мы думали, это дело будет отложено до осени. Сэнди, знаю, придется бросить все остальные дела, но он не колеблется.
– Абсолютно, ваша честь.
– Обвинение?
Нико сразу же заюлил: мол, у него на это время намечен отпуск, мистер Мольто будет занят; кроме того, необходимо собрать дополнительно доказательства.
И тут происходит чудо. Началось извержение Везувия.
– Нет, мистер дель Ла-Гуарди! Я не желаю этого слышать, сэр! – Никогда не знаешь, что ожидать от Ларрена. – Против мистера Сабича выдвинуто серьезнейшее обвинение – обвинение в убийстве. Что может быть хуже? И кто обвиняется? Профессиональный прокурор. Один из лучших прокуроров. Вы знаете, почему мистер Стерн настаивает на скором суде. Это ни для кого не секрет. Мы всю жизнь рассматриваем уголовные дела. Мистер Стерн изучил ваши доказательства, мистер дель Ла-Гуарди, и находит, что они недостаточны. Может быть, он не прав. Я не знаю. Но я знаю другое. Нельзя допустить, чтобы обвинение висело над мистером Сабичем как дамоклов меч. Никоим образом, сэр!.. Суд начнется ровно через три недели, считая сегодняшний день.
Не спрашивая разрешения, я плюхаюсь на стул у стола защиты. Стерн оборачивается и улыбается едва заметно.
По губам Ларрена тоже скользит улыбка. Ему плохо удается скрыть удовлетворение, когда выпадает случай лягнуть прокурора.
– Что у нас тут еще? – говорит Ларрен и переходит к нашей просьбе предоставить для осмотра вещественные доказательства. Все до единого, как и положено.
Томми начинает уклончиво рассуждать о злополучном стакане. Он напоминает его чести, что на обвинении лежит тяжелая обязанность – обеспечить полнейшую сохранность вещественных доказательств, что трудно гарантировать, если стакан будет вынесен из хранилища.
– М-м… Что защита намеревается сделать с этим стаканом?
Я вскакиваю на ноги:
– Я просто хочу посмотреть на него, ваша честь!
Во взгляде Сэнди я читаю укор. Движением руки он сажает меня на стул. Мне еще предстоит зарубить себе на носу, где и когда можно говорить, а где и когда нельзя.
– Замечательно, – говорит судья. – Мистер Сабич хочет просто посмотреть на бокал, вот и все. У него есть на это право. Обвинение обязано показать это вещественное доказательство. Знаете, я подумал и, кажется, понял, почему мистеру Сабичу нужно внимательно осмотреть стакан. Просьба удовлетворяется.
Ларрен поворачивается ко мне, как будто он только что заметил меня:
– Кстати, мистер Сабич, ваши пожелания и соображения будут изложены вашей защитой, но если вы сами хотите сказать – милости просим. В любое время. В ходе предварительных переговоров, на которых пожелаете присутствовать, дабы узнать, чем мы тут занимаемся, или в ходе заседания, но только с позволения суда.