Презумпция невиновности

– Во всяком случае, какое-то время.

– По уголовным делам?

Сколько раз до сегодняшнего вечера происходил подобный диалог!

– Вероятно, да, – отвечаю я, – а вообще посмотрим. Но сперва поеду отдохнуть. Это точно.

Мейсон дает мне свою визитку. Он знает кое-каких людей, с которыми мне полезно познакомиться.

Минут через двадцать в зале появляется Хорган. Телевизионщики пробиваются вперед – от камер, юпитеров, микрофонов почти ничего не видно. Реймонд улыбается и приветственно машет рукой. Рядом с ним на сцене две его дочери. Оркестр наяривает джигу. Реймонд, успокаивая собравшихся, уже третий раз говорит «спасибо», когда кто-то дергает меня за рукав. Липранцер. Он весь покраснел, пробиваясь сквозь толпу. Шум стоит невероятный. Люди свистят, хлопают в ладоши, топают ногами. В задних рядах даже танцуют. Липранцер тянет меня к запасному выходу. Мы выходим в переулок. Отсюда слышен голос Реймонда, но что он говорит – не разобрать. При свете уличного фонаря я вижу, что Лип сильно встревожен, на висках поблескивают капельки пота. Стряслось что-то серьезное.

– Слушай, – говорит Лип, – в управлении на ушах стоят.

– Что случилось-то?

– Хрен их знает. Но у меня такое предчувствие, какого давно не было. Мне предписано завтра в восемь утра быть у Морано. Не для беседы или совещания, а для допроса. Как будто я какой подследственный. И еще. Возвращаюсь я к себе, а мне говорят, что Шмидт изъял всю инвентаризацию вещдоков, которые я собрал по делу Полимус.

– Похоже, тебя отстраняют от следствия.

– Это как пить дать. Но ты вот что прикинь. Я ушел из Северного филиала, когда еще пяти не было. А все это как снег на голову в шесть – полседьмого. И глянь, что я там нашел.

Лип лезет под ветровку в карман рубашки и вытаскивает пять ксерокопий. Судебные документы. Я узнаю номер дела. Он совпадает с номером документа о возбуждении уголовного дела, пропавшего из Тридцать второго отделения. Первый лист – это копия обложки: «Народ штата против Леона Уэллса». Обвиняется в непристойном поведении в общественном месте. Решением суда дело прекращено такого-то числа июля месяца девять лет назад.

– Ну и ну! – воскликнул я.

– Теперь это, – говорит Лип и подает мне решение об освобождении под залог. В нашем штате человек, совершивший мелкое преступление, освобождается до суда из-под стражи под залог в размере до пяти тысяч долларов. Ему вменяется в обязанность не совершать антиобщественных поступков и каждую неделю докладывать о себе по телефону должностному лицу, осуществляющему надзор над ним. У Леона Уэллса таким лицом согласно решению была Каролина Полимус. Здесь же значатся ее имя и телефон.

– А вот самая интересная бумаженция, – говорит Лип, доставая последний лист. Это копия документа о закрытии дела. «Ходатайство о прекращении судебного дела без последствий для обвиняемого» – так он озаглавлен. Ходатайство заявлено прокуратурой. Внизу документа напечатано: «Реймонд Хорган, окружной прокурор округа Киндл, представленный…» Подписывает такой документ прокурор, ведущий дело. С ходу я не могу разобрать подпись, потом вглядываюсь…

– Неужели Мольто?!

Мы с Липранцером стоим под фонарем и еще раз молча просматриваем бумаги. Из зала доносится чудовищный рев. Оркестр бравурно заиграл «Всегда улыбка в глазах ирландца». Реймонд, как я понимаю, официально признал свое поражение.

Я стараюсь успокоить Липранцера. Не следует гнать лошадей, пока нет полной уверенности.

– Ну, бери все это, – говорит он, отдавая мне бумаги.

Я иду обратно в зал, а Лип, обходя контейнеры с отбросами и груды мусора, пропадает в темноте переулка.

Глава 16

– Так мы расстались, – говорил я Робинсону, – и расстались плохо. С каждой неделей мы виделись все реже и реже. И вот настала неделя, когда не было уже ни одного свидания. Прекратились совместные ленчи, звонки друг другу и «выпивки», как она выражалась. Каролина больше не показывалась в моем кабинете. Она ушла.

Я знал, как Каролина ценит независимость, и сперва попытался успокоиться, убеждая себя, что она лишь хочет показать, что она свободная женщина. Но ее отчужденность выбивала меня из колеи и только усиливала желание видеть ее. Я знал, что она близко, стоит спуститься один марш по лестнице. Мне хотелось просто быть в той же комнате, где и она. Три дня подряд я ходил на третий этаж, к Мортону, где она любила завтракать. На четвертый день она пришла, но не одна – с Реймондом. Я не придал этому значения. Не представлял, что у меня могут быть соперники. Был слеп, как новорожденный котенок. Я полчаса ковырял свой салат и глядел на столик в полусотне метров от меня. Какой нежный цвет лица! Какие роскошные волосы! Я физически ощутил прикосновение ее прохладной кожи и застонал.

На третьей неделе я дошел до точки. Мне не пришлось собираться ни с силами, ни с духом. Я просто поддался порыву и в одиннадцать утра вошел в ее кабинет. В руках у меня не было никаких бумаг, никакого предлога для прихода.

Каролины в кабинете не было. Я стоял на пороге, закрыв глаза от унижения и печали. Казалось, еще мгновение – и я умру.