Презумпция невиновности

Чтобы отобрать подходящих присяжных, нужно продумать тактику ведения дела. Стерн молчит на этот счет, однако и без слов ясно, что он не намерен выставлять свидетелей со стороны защиты, а постарается свести на нет аргументы обвинения. Поначалу я не следовал его советам, и это убедило его в том, что я не сумею дать весомые показания в свою пользу. Конечно, последнее слово остается за мной, однако Стерн будет строить защиту так, чтобы я увидел, что выступать свидетелем в собственном деле мне нет необходимости.

Лидия Макдугал и некоторые знакомые судьи согласились охарактеризовать меня в суде как человека. Стерн также спросил, нет ли у меня соседей, которые могли бы засвидетельствовать мою добропорядочность. Его цель – посеять разумные сомнения в достоверности доказательств, представленных обвинением. Если все пойдет так, как он рассчитывает, меня оправдают. Поэтому нам нужны заседатели, которые не вынесут вердикт о виновности только на основании подозрений. В этом смысле заседатели помоложе предпочтительнее пожилых. У них более трезвый взгляд на отношения между мужчиной и женщиной – эта тема неизбежно всплывет в ходе слушания.

С другой стороны, пожилые более уважительно относятся к моим прежним заслугам и вообще к моей репутации. Однако какие бы умные планы ни строили обвиняемый и его адвокаты, в конечном счете он приходит на заседание исполненный решимости произвести хорошее впечатление, особенно на тех заседателей, которые ему нравятся, с которыми можно найти общий язык.

На следующее утро между Стерном, Кемпом и мной возникают разногласия из-за некоторых кандидатур, которые рассматриваются группами по четыре человека. Стерн просит Барбару подойти к нашему столу – посоветоваться. Барбара подходит, кладет мне руку на плечо, но своего мнения не высказывает. Темно-синий костюм, шляпка в тон, сдерживаемая скорбь и достоинство в лице – держится не хуже вдов братьев Кеннеди. Стерн делает ей комплимент. Вечером она скажет мне, как галантен Сэнди. Галантность тут ни при чем, возражу я; он хочет, чтобы присяжные с самого начала видели мою жену верной подругой, не бросившей мужа в трудную минуту. В двадцатом веке прислушиваются к мнению женщин.

Десять претендентов мы отводим безо всяких объяснений – у нас есть такое право. Обвинение таким же образом отсеивает шестерых. Нико отбирает преимущественно выходцев из Латинской Америки и Испании – все, разумеется, католики. Мы же, не сговариваясь, отпускаем по домам граждан итальянского происхождения.

В полдень отбор присяжных заседателей заканчивается. Я доволен составом этого судебного органа. В основном это сравнительно молодые люди, многие из них – одинокие. Женщина-фармацевт под тридцать, молодая бухгалтерша из брокерской конторы, двадцатишестилетний бригадир сборщиков на конвейере, еще один парень такого же возраста – старший официант в ресторане при одной из городских гостиниц, подрабатывающий ремонтом компьютеров мужчина, приятная негритяночка – аудитор страховой компании, учительница-разведенка, преподаватель музыки, вышедший в прошлом году на пенсию, автомеханик средних лет, стажерка-менеджер, пожилая медицинская сестра и продавщица косметики из магазина Мортона. Девять белых, трое черных. Семь женщин, пятеро мужчин. Кроме того, Ларрен оставляет еще четверых запасных присяжных на случай, если кто-нибудь из двенадцати заболеет или не сможет присутствовать на заседаниях по какой-либо другой причине.

Мы проходим в зал заседаний без десяти два. Предварительные процедуры позади. Начинается слушание самого дела. Атмосфера такая же, как вчера утром. В воздухе снова «запахло кровью». Голоса становятся громче, от волнения багровеют лица. Народ жаждет зрелища.

Мы с Кемпом выходим в коридор, где столпились недовольные зеваки, которым не хватило места в зале.

– Я хочу сказать тебе кое-что, – говорит Джейми. Он явился сегодня почти неузнаваемым: строгий темный костюм в синюю полоску, купленный в Нью-Хейвене в знаменитом магазине Дж. Пресса, и укороченные на добрых пять сантиметров волосы. Кемп – красивый мужчина, мог бы податься в Голливуд вместо юриспруденции. Из его рассказов я понял, что он прилично зарабатывал игрой на гитаре. Но он почему-то предпочел торчать целые дни в конторе, разбираться в уголовщине, до полуночи просиживать со Стерном и мной.

– Знаешь, ты мне нравишься, – говорит он.

– Ты мне тоже.

– И я искренне надеюсь, что ты выпутаешься из этой передряги. Я этого никогда клиентам не говорил, правда. Обязательно выпутаешься.

За два года через руки Джейми вряд ли прошло много клиентов, так что его слова нельзя принять как обоснованный прогноз, но я все равно тронут. Кладу ему руку на плечо и благодарю. Он не сказал, что я невиновен, нет. Доказательства против меня весьма весомые. Если растолкать его ночью и, спящего, спросить, виновен ли я, он, вероятно, скажет, что, ей-богу, не знает.