При блеске дня

— Если это и глупость, то мне такие глупости по душе, малый! На самом деле ничего глупого ты не сказал. И не слушай, если тебя попытаются убедить в обратном. Вот уж где глупость — надоело хуже горькой редьки! — так это в бесконечной трепотне о подорожании мериносовой шерсти и падении цен на кроссбредов. Двадцать лет я занимался этой ерундой, рисуя только по выходным, а потом в одно прекрасное утро сказал жене, что зря теряю время. А она мне: точно, теряешь, ступай скорее на работу. Я ей: нет, послушай-ка, Элис, ни на какую работу я больше не пойду. Хватит просиживать штаны в конторах, пустое это дело! Если и дальше так пойдет, я помру быстрей, чем ты успеешь оглянуться. Она мне: ну тогда скажи им, что заболел, и возьми несколько выходных. А я: скажу, что в жизни так хорошо себя не чувствовал и поэтому остаток этой жизни работать не собираюсь. Жена: нет уж, Стэнли, мы себе этого позволить не можем, милый. А я: очень даже можем, милая. Она: как же мы будем содержать такой большой дом? Я: пусть кто-нибудь другой его содержит! Ты все жаловалась, что не справляешься, ну так хватит мучиться! Давай купим небольшой домик у Бродстонской пустоши.

Так мы и сделали и никогда об этом не жалели. Первые года два нам пришлось тяжело, жили на фунт в неделю, зато я мог в любой день пойти рисовать, а коли не хотел, так и не шел. С тех пор я — самый счастливый человек в Йоркшире, точно тебе говорю! Мериносы могут дорожать сколько угодно, а кроссбреды пусть летят в тартарары, плевать я на них хотел! Однако Джону Элингтону я отдам должное: может, он и не бросил торговлю, но мыслит складно и говорит разумно, как живой человек, а не как белая мышь в клетке.

Домики Элингтонов расположились посередине улицы из шести домов между Балсденом и пустошью. Окна выходили на ровное зеленое поле, сразу за которым резко поднималась ввысь скалистая пустошь. Мы сошли с дороги на это поле и помахали нескольким знакомым. Оливер уехал обратно в Кембридж; остальные Элингтоны были здесь, а с ними и миссис Мервин — пухлая и веселая хохотушка. Бен Керри не смог приехать из-за срочной работы, но к вечеру собирался прийти домой к Элингтонам. В обоих домиках первый этаж представлял собой одну большую комнату, выкрашенную яркой краской и очень светлую. Там нас ждал великолепный шумный обед: мясная нарезка, салат, фруктовые пирожные с кремом и сыр уэнслидейл — вкуснейший сыр, который, насколько мне известно, исчез с лица этой земли вместе с миром и благоволением.

За столом, помню, долго и жарко спорили о будущем. Мистер Элингтон, пребывавший в чудесном расположении духа, был настроен еще более оптимистично, чем обычно, и заявил, что война между великими державами невозможна. Слишком уж много чести и внимания уделяют причудам относительно мелкой воинственной группировки в Германии; мы не должны забывать, что позиции немецкого социализма и либерализма крепнут с каждым днем. Люди не настолько глупы, чтобы бросать миллионные армии, тысячи орудий и огромные флоты в адово пекло войны. Мы уже научены горьким опытом, мы слишком цивилизованны. Миссис Элингтон, впервые на моей памяти высказавшая свое мнение, ласково согласилась с мужем.

— Тогда для чего все это? — спросил Мервин. — Все эти пушки, пулеметы, военные корабли, самолеты и прочая, и прочая? Зачем они нужны?

— Чтобы запугивать друг друга и тем самым удерживать от военных действий.

— Чепуха! — вскричал Мервин. — Когда обстановка накалится до предела, кому-то достаточно будет спустить курок, и все это оружие мигом пустят в дело! Ты запудрил себе мозги, Джон. Что же до нашей цивилизованности, не вижу, чем мы лучше наших прапрадедов, по мне — так во многом хуже.

— Ты ничего не понимаешь, Стэнли, — сказал мистер Элингтон.

— Точно, — резко ответил художник. — И ты тоже, Джон. Одно я знаю наверняка: чем больше злить народ, чем больше давать им читать глупые газетенки и играть большими пушками, тем сильнее громыхнет.

— Очень уж ты плохо думаешь о людях.

— О тех, с кем меня свела жизнь, я думаю очень даже хорошо. Но сейчас все так смешалось, что добром это не кончится. А ты как полагаешь, Джок?

Джок вынул изо рта трубку — хоть мы и сидели за столом, все уже доели, — и строго посмотрел на мундштук, словно с ним было что-то неладно.

— Война сегодня — это безумие, конечно…

— Вот именно! — воскликнул мистер Элингтон.

— Но толпа всегда безумна. Безумие дается толпе гораздо проще, чем здравомыслие, и приносит больше облегчения.

— Глупости какие, — промолвила миссис Элингтон.

— А вот и нет! — резко возразила Джоан. — Продолжай, Джок.

— Да я закончил, — с некоторым удивлением проговорил он. — Мы все закончили. Незачем тратить на глупые споры такой прекрасный день. Как насчет прогулки по пустоши?

— Сперва крикет, — вставил юный Дэвид. Пусть он был странным, немного отрешенным мальчиком и усердно учился, все же кое-какие увлечения роднили его с обычными сорванцами Уэст-Райдинга. — Мы с папой разобьем всех на команды. Чур, я с Грегори!

— Чур, ты помогаешь убирать со стола, — сказала его мать поднимаясь.