При дворе двух императоров. Воспоминания и фрагменты дневников фрейлины двора Николая I и Александра II

Телеграфное известие о сражении между передовыми частями, в котором мы потеряли две тысячи пятьсот человек. Неприятель, впрочем, был отбит с потерями[67].

17 мая

Получено известие о взятии Керчи неприятелем, что отрезывает наше войско от главной линии снабжения[68].

18 мая

Панихида по истечении трёх месяцев со дня смерти императора Николая.

Я сопровождала императрицу в город и в крепость. Ее брат, принц Александр, уехал сегодня за границу.

19 мая

Сегодня шёл сильный снег, и бедные, свежераспустившиеся листья погибли. Служили молебен по случаю отъезда королевы Ольги[69], которая возвращается в Штутгарт.

Я была удивлена по этому случаю большой чувствительностью наших фрейлин и даже некоторых адъютантов, которые плакали носом и вздыхали из глубины пяток, по меткому и справедливому выражению Сен-Симона, хотя никак нельзя было отдать себе отчёта в том, как они могли мотивировать перед собственным рассудком это излишнее проявление чувствительности. Ведь, говоря поистине, присутствие великой княгини Ольги совершенно не влияло на приятность их жизни, и с ее отъездом они теряют только возможность видеть очень красивую принцессу, которая иногда, проходя мимо, милостиво кивала им головой или обращалась к ним с несколькими любезными, ничего не значащими словами.

Моё сердце еще очень плохо дрессировано в смысле официальной чувствительности и не умеет еще отвечать созвучием всем августейшим радостям и горестям. Ремесло придворных вовсе не так легко, как это думают, и, чтобы его хорошо выполнять, нужен талант, которым не все обладают. Нужно уметь найти исходную точку опоры, чтобы с охотой, добровольной, с достоинством играть роль друга и холопа, чтобы легко и весело переходить из гостиной в лакейскую, всегда быть готовым выслушивать самые интимные поверенности владыки и носить за ним его пальто и калоши. К придворному применимы слова, обращённые Паскалем к человеку вообще: «Если ты возвысишься, я тебя унижу; если ты унизишься, я тебя возвышу. Я хочу, чтобы ты понял, что ты – непонятное чудовище».

Государи вообще любят быть объектами любви, любят поклонение, с чрезмерной наивностью верят в тот культ, который они внушают. Поэтому их доверие легче приобрести лестью, притворной привязанностью, чем привязанностью подлинной, которая, исходя из искреннего чувства, отличается присущими этому чувству требовательностью и чувствительностью к невниманию. Искреннее чувство легко может показаться им неудобным; оно внушает им недоверие, тогда как чувства неискренние и официальные легко идут на всякого рода уступки и снисхождения. Вот размышления, к которым приводит меня окружающий меня мир, и я, кажется, никогда не сумею применить к нему своё нравственное существо. Мною часто бывают недовольны за мое дурное настроение, но, если бы знали, сколько под этим я испытываю страданий и внутренней борьбы: всё моё существо испытывает отвращение к среде, в которой я принуждена жить, и возмущается против неё.

Английские суда опять появились перед Кронштадтом. Государь ездил туда. Великий князь Константин ожидает десанта…

2 июня. Царское

Государь объявил сегодня с явным удовлетворением, что английский флот отошёл от Кронштадта.

Из Севастополя приходят дурные вести. Двадцать шестого союзники захватили три наших траншеи[70]. Уверяют, что они потеряли при этом четыре тысячи человек на две тысячи пятьсот, которых потеряли мы. Но дело в том, что теперь они уже одной ногой в крепости, что Пелиссье – человек с головой и знает, чего он хочет и куда он идёт, и что за девять месяцев, как продолжается осада, несмотря на чудеса храбрости со стороны солдат, мы не видим в поступках начальников ничего, кроме колебаний и действий ощупью.

Я только что прочла статью Погодина о Восточном вопросе. Вот человек, у которого есть определенный политический идеал и вера в этот идеал. Как жаль, что он не может передать его тем, кто стоит у нас во главе государственных дел.

5 июня (Петергоф)

Двор сегодня переехал в Петергоф.

Это место мне исключительно антипатично. Здесь играют в буржуазную и деревенскую жизнь. Император, императрица и другие члены семьи живут в различных фермах, коттеджах, шале, во всякого рода павильонах, разбросанных в парке Александрии, где все эти великие мира предаются иллюзии жить, как простые смертные.

Когда идёт дождь, – что в Петергофе обычно, – у императрицы в спальне появляются лягушки, так как эта комната на одном уровне с болотистой почвой, прикрытой роскошными цветниками, разведёнными здесь с огромными затратами. Сырость такова, что в ее комодах и шкафах растут грибы, а она целое лето страдает от воспалений и ревматизма.