При дворе двух императоров (Воспоминания и фрагменты дневников фрейлины двора Николая I и Александра II)

Говорят, что государь произнес по этому поводу очень строгую речь, в которой весьма определенно им высказал свою твердую волю, чтобы меры к эмансипации были приняты в течение самого короткого срока, так что на другой день на балу дворянства Стремоухов сказал одному из своих друзей: «Ах, мой друг, никакой больше надежды. Государь — красный». Я узнала эти подробности от одной из моих кузин, баронессы Розен, муж которой служит в Нижнем. Сама я не имею возможности никуда выходить — ни посмотреть город, ни присутствовать на балах, из которых один дается дворянством, другой купечеством. Мой грипп принял такой неприятный характер, что мне пришлось даже пролежать целый день в постели, и, не будь моей добрейшей Тизенгаузен, я была бы очень озабочена своей маленькой воспитанницей, так как императрица, будучи целый день занята своими поездками и приемами, не могла много времени отдавать малютке. К счастью, я нашла для нее здесь двух товарок для игр, маленьких Арсеньевых, внучатых племянниц губернатора; они приходили к великой княжне проводить с ней день в сопровождении своего кота, общество которого приводило ее в восторг еще больше, чем общество девочек, так что эти последние были очень обеспокоены, как бы великая княжна не присвоила себе над этим котом право собственности, и постоянно повторяли ей: «Ты не увезешь нашего кота!» Отсюда споры, окончившиеся раз даже дракой. Вообще маленькие Арсеньевы очень независимые и властные девочки, а великая княжна, привыкшая быть центром мира и чтобы все ей уступали, чувствовала себя очень не по себе. Что касается меня, то я в восторге, когда она встречает противоречие, так как боюсь, что заботы и восхищение, предметом которых она всегда является, в конце концов сделают ее эгоистичной и нервной, и я не знаю, где найти силу, способную оказать этому противодействие. Большинство детей нашего времени уже от рождения настолько благовоспитанны, что сейчас же уступают великой княжне…

Нижегородский губернатор вдов, но он живет с целым табором невесток и племянниц. Это старые княжны Шаховские, очень некрасивые и очень экзальтированные, но прекрасные существа. У одной из них, княжны Клеопатры, умной, но больной женщины, парализованы левый глаз и щека, что не мешает ей разговаривать с необычайным оживлением. Они все принадлежат к учению Сведенборга и горячо привержены той фантастической религии, которую сами себе создали. Сам Муравьев перевел библию с еврейского языка. Так как эти княжны Шаховские всегда были в дружеских отношениях с моей семьей, они считали своим долгом занимать меня в те редкие часы, когда уходит моя маленькая великая княжна, так что мне не оставалось даже это время, чтобы дать покой своей бедной груди, от которой я очень страдала. Поэтому Нижний, с его армией старых дев, произвел на меня кошмарное впечатление. Моя маленькая великая княжна очень там веселилась; она принимала депутацию от купечества, которая поднесла ей самые великолепные игрушки, между прочим часы с тремя обезьянами, играющими на разных инструментах. Часы заводятся, и тогда эти три маленькие фигурки приходят в движение: двигают ртом, глазами, руками и ногами с таким искусством, точно живые.

Императрица, которой пришлось присутствовать на двух балах, так устала, что не была в состоянии уехать 21-го, как это было назначено по маршруту. Мы выехали из Нижнего только 22-го. Садясь в карету, я издали увидела Александра Карамзина, который находился тут среди предводителей дворянства губернии. Я очень пожалела, что не видела его во время моего пребывания в Нижнем. Он, наверное, сообщил бы мне интересные подробности по вопросу об эмансипации крестьян в их губернии, так как он очень интересуется этим вопросом и относится к нему очень умно. Мы обедали в этот день в Красносельске на скверненькой почтовой станции, а вечером ночевали в Вязниках у богатого фабриканта полотей[112]. Ввиду посещения государя он совершенно заново меблировал свой дом мебелью, привезенной из Москвы. Один кабинет государя стоил ему 4000 руб. Впрочем, он говорил об этом совершенно просто, как о самой естественной вещи и, конечно, чувствовал себя вполне вознагражденным за весь свой труд теми несколькими ласковыми словами, с которыми государь и государыня обратились к нему при отъезде…

23 августа

Вечером мы приехали во Владимир. Следующий день был воскресенье. Государь был у обедни в Дмитриевском соборе. Императрица чувствовала себя не совсем хорошо и не поехала к обедне, но позднее посетила собор, очень интересный по своей древности…[113]